Балбесы
Шрифт:
Глава 22 В осаде
Сто семьдесят ярдов трубы, по которой годами спускали нечистоты, теперь ещё и пополнились отборной руганью, которую посекундно исторгал Блонди.
— Если бы я знал, что нас ждёт, благодаря вашим гениальным идеям, — орал он, — я бы предпочел, чтобы меня повесили.
Металлическая труба басовитым эхом перекатывала его брань.
— Лучше бы мне в утреннюю кашу насрали.
— О великие боги, лучше бы я маленьким помер.
— Знаете, в чём разница между навозом и вашими идеями? От навоза
Полчаса спустя самого дерьмового перехода в их жизнях, показавшемся Генри целой вечностью, впереди показался тусклый свет.
— Я вижу свет в конце туннеля, — послышался сзади очередной стон Блонди. — Надеюсь, это я умер и уже лечу в загробную жизнь.
Они выползли в небольшой бассейн сквозь кирпичную арку — начало сточной канавы внутри Харднатса.
— О боги. Заберите у меня обоняние. Я не так грешил в этой жизни, чтобы себя сейчас нюхать. За что это мне?
— Тихо ты, — прошипел Генри, аккуратно выглядывая через край бассейна, — нас услышат.
— Если даже боги не услышали мои мольбы убить меня внутри этой чёртовой трубы, о чем ты говоришь вообще?
— Я говорю о стражниках. Несущих дозор на стене, патрулирующих крепость и всех прочих.
— Да я тебя умоляю, — Блонди поднялся во весь рост. — Они ждут нападения снаружи, на то, что происходит снаружи, им глубоко пофигу.
Застонав, он осмотрел себя снизу доверху.
— Я больше никогда не почувствую себя чистым, — сказал он. — Ну и когда тут идти? Давайте быстрее разберёмся с этим, мне ещё хочется принять горячую ванну, выпить чашечку эля.
Опасливо озираясь, Хрюша и Генри поднялись. Блонди был прав. На их присутствие в крепости всем было плевать. Где-то вдалеке над их головами расхаживали дозорные, лениво перекрикиваясь друг с другом, но на улицах ни патрулей, ни стражников, никого. Странная тишина была внутри крепости, за исключением негромких перекличек на стенах. В отличие от лагеря осаждающих, кипевшего днём и шевелящегося, будто растревоженный муравейник, крепость Харднатс больше напоминала кладбище, чью тишину нарушают только редкие крики скорбящих.
— Ну и местечко, — сказал Блонди с самым беззаботным видом идя через двор, сунув одну руку в карман, а другой держа украденный мешок из обоза.
Хрюша толкнул в бок Генри и шепнул.
— Вон. Туда смотри.
Возле дальней стены крепости в беспорядке были наставлены телеги. Рысью, как пришпоренные кони, они пересекли площадь и начали осматриваться.
— Как мы вообще узнаем нужную телегу? — спросил Генри.
Блонди потёр затылок.
— У нужной телеги в борту доски нет. Я её вырвал, когда барону по башке хрястнул. Вот такую и ищите.
— Легко сказать, они тут все не вчера от плотника.
— Тише, — Хрюша дёрнулся, как напуганный суслик, — кто-то идёт.
Друзья, не сговариваясь, нырнули вниз и заползли под днища телег. Мимо брела тройка караульных, скорбных, будто кладбищенские призраки, а волочащиеся грязные плащи только усиливали сходство с ожившими мертвецами.
— Ну-ка, внимание, — сказал
— Ага, — отозвался другой. — Воняет, будто чумная корова сдохла.
— Того хуже, — сказал третий, — воняет, как стряпня твоей жены.
— Если бы я не так хотел жрать, я бы тебя сейчас зарезал за такие слова.
— Я так хочу жрать, что уже и сопротивляться бы не стал.
— Хорош балаболить, — сказал старший, поднимая факел повыше. — Говорю вам, смердит здесь как-то непривычно, не к добру это. Бдительность надо проявить, а не о жратве вечно трепаться.
— А я об ней, родной, всегда думаю.
— Прямо как я о твоей жене, — подхватил третий.
— Когда скатимся до каннибализма, тебя я сожру первым.
— Ты мне такой хороший друг, что я тебе позволю. Не сожрать, конечно. Но частичку меня можешь немного во рту подержать. Просто по-дружески.
— Да тихо вы, — сказал старший.
Он присел и сунул факел под телегу.
— О-па, кто это тут у нас? Ну-ка вылезайте, подобру-поздорову.
Генри шлёпнулся лицом в брусчатку. В который раз они снова попались и снова это не сулит им ничего хорошего.
— Вылезайте, — повторил старший, — пока мы не разозлились.
Делать ничего не оставалось. Медленно и нехотя троица друзей выползла из-под телег и встала в полный рост перед стражниками.
— Фу. Боги. Ну и смрад, — сказал второй, затыкая нос.
— Точно вам говорю, это покойники, так только от мертвечины смердит, прогундосил третий, закрывая лицо плащом.
— Кто такие? Как здесь оказались? Имена? — спросил старший, хотя по его зелёному лицу было прекрасно видно, что он так же с трудом сдерживает рвоту.
— Меня зовут Диего. Это Алехандро. А это Хрюша, — сказал Блонди.
— Долго эти имена выдумывал? — спросил, кривясь, старший.
— Секунды две, — не стал отпираться Блонди.
— Понятно. Проводите-ка этих вонючек в караулку. Чёрт, да окатите их пару раз прежде водой. Смердят так, будто мне в нос енот заполз и там издох.
Сидя на лавке в закрытой караулке и отплёвываясь ледяной водой, троица понуро ждала своей участи.
— Зачем ты чужими именами представился? — спросил Хрюша, чтобы хоть чем-то отвлечься от дурных мыслей.
— Да какая разница, — ответил Блонди. — Будто это что-то меняет. Что ты думал, мы представимся настоящими именами и они такие «О, да, я слышал про вас, любезные господа, идите с миром, такие прославленные личности, как вы, не должны тратить время на разговоры со всяким отребьем, вроде простой стражи?». Что-то я сомневаюсь. Так вот и нет, стало быть, никакого смысла называться своим именем, когда с тем же успехом можно выдумать любое другое. Красивое, звучное. Ты что бы хотел, чтобы на твоей могиле написали «здесь покоится Хорхе. Диверсант, лазутчик, вор. Он смердел, как шакал»? Или лучше «Диего — отважный мужчина, храбрый воин и прославленный шпион»?