Балдежный критерий (сборник)
Шрифт:
И все же, усмехнулся я про себя, я стал одним из тех людей. Старый Тоблетедж был прав: первым шагом на пути к гибели стали ящики стола, набитые всяким памятным хламом. Веточка, на которой сидела первая пойманная мной бабочка; сачок, которым я поймал ее; сама бабочка. Комок бумаги, которым бросила в меня некая двенадцатилетняя леди. Потрепанный экземпляр самой настоящей печатной книги — не факсимильное издание, но нечто, однажды познавшее ласковое прикосновение литер, а не горячее дыхание электронов. Маленькая деревянная модель звездолета капитана Кармы «Надежда человечества», которую старый космоплаватель подарил мне на стартовой площадке Лунной линии, заморочив мне при этом голову своими разговорами…
Ох уж эти пузатые ящики! Как
Я снова усмехнулся и пошел искать роботов стартового комплекса. Почти неприметные среди валявшегося ничего не стоящего хлама, они были разбросаны по всему полю, откуда когда-то взлетели звездолеты. Закончив погрузку корабля, они просто бродили без цели, пока в них не кончился заряд. Я снова привел их в действие и поручил им прибрать поле.
Именно этим я и займусь на двухстах или около того стартовых комплексах Земли, именно для того я изучал роботехнику. Я хочу, чтобы Земля была красивой, когда будет умирать. Боюсь, я никогда не стал бы Утверждателем. Мои привязанности всегда глубокие.
Однако я не смог бы продолжать свое путешествие, не бросив хотя бы беглого взгляда на Флоренцию. Безусловно.
Но, как и следовало ожидать, я опьянел от картин и работ по мрамору и металлу. Флоренция опустела от флорентийцев, но ее восхитительные галереи были все еще на месте. Я прошел по изумительному Понте-Веккио, единственному из всех знаменитых мостов Арно, уцелевшему во Второй мировой войне. Я подошел к кампаниле Джотто и к дверям баптистерия Гиберти, и меня стало одолевать отчаяние, какое-то безумие. Я побежал к церкви Санта-Кроче, чтобы полюбоваться фресками Джотто, и к монастырю Сан-Марко, к Фра Анджелико. Да разве тут хватит одного года? Что можно увидеть хотя бы в одном-единственном городе, как этот, за каких-то двенадцать месяцев? Я могу осмотреть, могу пронестись что есть духу по всем местам, но на что у меня хватит времени, чтобы увидеть? Я был в садах Боболи и разрывался на части, пытаясь решить, бежать ли мне поглядеть на «Давида» Микеланджело, которого уже раньше видел, или на одну из работ Донателло, которых никогда не видел, как вдруг сработала сигнализация.
Сразу в двух местах.
За день до путешествия я собрал небольшой антропометр, который ранее предназначался для поисков колонистов, затерявшихся в венерианских болотах. Я спроектировал прибор совершенно на иной основе, чем тот громоздкий механизм, который я нашел в зале Технических Новинок. Поскольку оба прибора различались схемами и были предназначены для работы в совершенно различных атмосферах, я подумал, что они будут отлично контролировать друг друга. Я настроил сигнализацию на частоту передающего устройства в своем шаролете и покинул музей, полностью уверенный, что оба антропометра сработают только в одном случае: когда они зафиксируют присутствие человека помимо меня.
В полном замешательстве я полетел обратно в музей. Оба аппарата прореагировали одинаково. Сигнализация сработала, указывая на внезапное появление на планете Человека. А затем, с исчезновением внешнего раздражителя, оба сигнала смолкли. И сколько бы я ни искал потом по шкалам обоих антропометров, во всем диапазоне, охватывавшем пространство радиусом чуть меньше половины светового года, не было ни малейшего признака присутствия людей.
Первоначальное замешательство уступило место сильнейшему беспокойству. Что-то очень неладное происходит с Землей; что-то, никак не связанное с неминуемой вспышкой солнца через год. Возможно, как неспециалист я слишком уж слепо верю в аппарат, в котором мало что смыслю, но мне кажется, что антропометры не стали бы себя так вести, если бы здесь действительно не происходило ничего необычного.
Мне
Я знаю, что мне делать. Я перенесу запасы еды в зал Технических Новинок и буду спать прямо под антропометрами. Сигнал тревоги обычно длится одну-две минуты. Я успею вскочить на ноги, быстро проверить обе шкалы по всем направлениям и по их показаниям выяснить, откуда исходит внешний раздражитель. Потом я впрыгну в шаролет и осмотрю то место. Очень просто, ничего не скажешь.
Вот только не нравится мне все это.
17 мая 2190 г.
Мне очень стыдно за самого себя, как только может стыдиться старый человек, которому мерещатся привидения на кладбище. Только это, пожалуй, и может служить мне оправданием. Я, наверно, слишком много думаю о смерти в последнее время. Грядущая гибель Земли и Солнечной системы; собственная гибель как неизбежное следствие катастрофы; гибель миллионов существ бесчисленных разновидностей; гибель прекрасных древних городов, которые воздвиг Человек и населял их веками… Впрочем, возможно, что связь с безобидными призраками, домовыми и прочими странными явлениями вполне объяснима. Но я стал бояться.
Когда этим утром снова сработала сигнализация, я нашел по шкале направление. Мой курс лежал в район Аппалачских гор на востоке Северной Америки.
Как только я выбрался из шаролета и вгляделся сквозь бледно-лазурный туман, прикрывавший вход в пещеру, я начал понимать — и устыдился. Там, где туман поредел, сгустившись в других местах, пока я всматривался в него, я разглядел несколько тел, которые лежали на полу пещеры. Очевидно, один из них был еще жив, когда завеса голубого бериллита в одном месте истончилась, что было достаточно для антропометра, чтобы зафиксировать присутствие человеческого разума и тут же отреагировать на него. Я обошел пещеру вокруг, но другого выхода не обнаружил.
Я кинулся обратно в музей и, захватив необходимые инструменты, вернулся к пещере. Я отключил бериллитовый голубой туман у входа и осторожно вошел.
Внутри пещеры, которую явно оборудовали под убежище, придав ему домашний уют, все было полностью разгромлено. Кто-то ухитрился раздобыть активатор и большое количество голубого бериллита, пока без какой-либо определенной формы и имеющего поэтому примерно такую же устойчивость, как водород с кислородом — если позволительно употребить метафору из области химии, чтобы проиллюстрировать понятия об отрицательном силовом поле. Голубой бериллит был активирован в виде занавеса на входе в пещеру, и он тут же взорвался. Но поскольку активатор все еще действовал, а вход был довольно узким, голубой бериллит продолжал выполнять свои функции завесы, изолирующей от отрицательного воздействия, завесы, зиявшей дырами, сквозь которые антропометру иногда удавалось «подглядеть» запертых внутри людей.
У входа лежали три тела, двое мужчин и одна женщина, молодые по виду. По количеству и типу скульптурных изображений на стенах мне не составило труда догадаться, что эти люди принадлежали к одной из многочисленных религиозных группировок Хранителей, по всей видимости, к культу «Небесного огня». Когда в последнюю неделю исхода Утверждатели заявили о прекращении действия Крохиитского договора и о том, что для Утверждения Жизни необходимо защитить от самих себя даже тех, кто не Утверждает, эти люди, очевидно, ушли в горы. Скрываясь от поисковых команд, действовавших с большим успехом, им удалось остаться незамеченными до взлета с Земли последнего большого корабля. Потом, заподозрив, как и я, что по меньшей мере один разведывательный корабль вернется для завершающей облавы, они изучили механизм действия антропометра и узнали о существовании голубого бериллита. К сожалению, они узнали не все.