Балдежный критерий (сборник)
Шрифт:
— Может, это потому, — предположила она шепотом, — что вам незачем туда ехать?
Блейк все еще стоял столбом, осмысливая эту идею, пока уборщицы разбредались по зданию, гремя ведрами и метлами, когда за его спиной послышались кашель и тень кашля. Блейк обернулся. Мистер Тоху и мистер Боху поклонились — вернее, сложились и развернулись.
— Для таблички в вестибюле, — сообщил высокий, подавая Блейку визитку. — Так нас следует указать.
«Г. ТОХУ & К. БОХУ.
Специалисты по нерастяжимостям.
Работаем
Блейк облизнул губы, ввязался в битву с собственным любопытством и проиграл.
— А по каким нерастяжимостям?
Высокий глянул на низенького. Тот пожал плечами.
— По мягким, — ответил он.
И оба вышли.
Блейк был совершенно уверен, что, выходя на улицу, высокий поднял маленького на руки. Но что именно произошло потом, он не разобрал. Только по улице высокий шел уже один.
С того самого дня у Сиднея Блейка появилось хобби. Он пытался найти хороший повод посетить тринадцатый этаж. К сожалению, хорошего повода найти никак не удавалось, пока наниматели платили ренту в срок и никому не мешали.
Месяц за месяцем странные наниматели платили ренту. И никому не мешали. Приходили мойщики окон и мыли окна. Приходили маляры, плотники и строители — обустраивали контору на тринадцатом этаже. Посыльные шатались под грузом доставляемых бумаг. На тринадцатый этаж поднимались даже явные клиенты — группа, до странности разнородная: от деревенских нищих в куцых сюртучках до шикарно разодетых букмекеров; порой джентльмены в дорогих темных костюмах обсуждали процентные ставки и новые эмиссии акций негромкими солидными голосами и спрашивали лифтера о фирме «Тоху и Боху». Многие, очень многие отправлялись на тринадцатый этаж.
Сиднею Блейку начинало казаться, что туда ехали все, кроме Сиднея Блейка. Он пытался пробраться на тринадцатый этаж по лестнице, но, запыхавшись, выходил всегда либо на двенадцатом, либо на четырнадцатом. Пару раз он пробовал залезть в один лифт с самими Г. Тоху & К. Боху. Но, пока он находился в кабине, лифт не мог найти тринадцатого этажа. А те оборачивались и одаривали загадочными улыбками место, где Блейк пытался слиться с толпой, так что тот, краснея, вылезал на первой же остановке.
Однажды он пытался даже — безуспешно — замаскироваться под инспектора по пожарной безопасности…
Ничто не помогало. На тринадцатом этаже делать ему было нечего.
Он раздумывал над этой проблемой круглыми сутками. Животик его потерял округлость, ногти — маникюр, а брюки — свою складку.
И никто, кроме него, не проявлял ни малейшего интереса к постояльцам с тринадцатого этажа.
Хотя однажды мисс Керстенберг оторвала взгляд от машинки и произнесла:
— Так вот как они пишут свои имена? Т-О-Х-У и Б-О-Х-У? Странно.
— Почему странно? — кинулся на нее Блейк.
— Это еврейские имена. Я знаю, потому что, — она покраснела до самого выреза платья, — я преподаю в еврейской школе по вторникам, средам и четвергам вечером. И семья у меня очень религиозная, так что я получила настоящее правильное образование.
— Что с этими именами? — Блейк едва не приплясывал.
— Ну, в еврейской Библии, прежде чем Господь разделил небо и землю, земля была тоху ва-боху. «Ва» значит «и». А «тоху» и «боху»… ну, это тяжело перевести.
— Попробуйте, — умолял Блейк. — Прошу.
— Ну, например, обычно в английской Библии тоху ва-боху переводят как «безвидна и пуста». Но «боху» на самом деле может значить «пустой» в разных смы…
— Чужестранцы, — выдавил Блейк. — Я знал, что они чужестранцы. И не к добру это. С такими-то именами.
— Я с вами не согласна, мистер Блейк, — чопорно ответила секретарша. — Совершенно не согласна, что с такими именами не выйдет ничего хорошего. В конце концов, это еврейские имена.
Больше он не слышал от нее ни одного доброго слова.
А две недели спустя Блейк получил от центральной конторы «Веллингтон Джимм и сыновья» сообщение, которое едва не заставило его сделать последний шаг вниз с ума. Тоху и Боху уведомили, что освобождают занимаемую площадь в конце месяца.
Примерно сутки Блейк бродил по зданию и разговаривал сам с собой. Лифтер утверждал, что слышал от него нечто вроде: «Да уж, больших чужестранцев и представить трудно — они вообще не из нашего мира!» Уборщицы тряслись в своих каморках, рассказывая друг другу, с каким безумным, безумным блеском в глазах и размашистыми жестами он бормотал: «Конечно, тринадцатый этаж. А где еще могут поселиться эти несуществующие ничтожества?! Ха!» А мисс Керстенберг даже застала его глядящим на охладитель и произносящим в пустоту: «Пытаются, голову даю на отсечение, отвертеть стрелки на пару миллиардов лет назад и все начать сначала. Поганая пятая колонна!» От ужаса она собралась было звонить в ФБР, но решила, что не стоит. В конце концов, если полиция берется за дело, никогда не знаешь, кого арестуют.
Кроме того, вскоре Сидней Блейк пришел в себя. Он снова начал ежедневно бриться, из-под ногтей исчезла грязь. Но он уже не был прежним юным и энергичным управляющим. Лицо его непрестанно светилось тайным предвкушением триумфа.
Пришел последний день месяца. Все утро с тринадцатого этажа таскали вниз мебель и куда-то увозили. Когда последние шкафы вынесли из лифта, Сидней Блейк вышел из своего кабинета, поправил цветок в петлице и шагнул в лифт.
— Тринадцатый этаж, пожалуйста, — звонко произнес он.
Двери закрылись. Лифт двинулся. И остановился на тринадцатом этаже.
— О, мистер Блейк, — произнес высокий. — Это сюрприз. Чем можем служить?
— Как поживаете, мистер Тоху? — осведомился у него Блейк. — Или все же Боху? А вы, — он повернулся к маленькому, — мистер Боху — или, как может фактически случиться, Тоху — надеюсь, тоже в порядке? Хорошо.
Он немного побродил по пустым, просторным комнатам, огляделся. С этажа вывезли все, вплоть до перегородок. На всем тринадцатом этаже они были втроем.