Балдежный критерий (сборник)
Шрифт:
Девушка взяла свой стакан, сделала глоток, скорчила гримасу и кивнула. Хлебнула еще раз и снова кивнула.
— Я — Антуанетта Доннелли. Это… какой год? Тысяча девятьсот девяносто четвертый? Тысяча девятьсот девяносто пятый?
— Пока еще девяносто четвертый, — ответил Джордж. Теперь он разглядел ее как следует; бесспорно, девушка была хороша чертовски. — Ты путешествуешь во времени, я правильно понимаю?
— Первый раз. Самый первый.
— Ты, что ли, изобретатель путешествий во времени?
— Одна из них, —
Она опустила стакан и некоторое время пристально разглядывала стекло, поворачивая то так, то эдак. Потом слегка вздрогнула, сделала долгий выдох и повернулась к Джорджу. Она сидела, твердо упираясь ногами в пол, не так, как обычная девушка сидела бы на кушетке, вся изогнувшись, ну, вы понимаете, о чем я.
— Нас пятеро, — объяснила она. — Я — самая молодая, самая здоровая, самая уравновешенная. И у меня есть очень веская причина, чтобы отправиться в первую логически обоснованную область, которую мы себе наметили, — в это время и это место.
— Веская причина? — Джордж поболтал в стакане его содержимое, ну, вы знаете, как он это делает — с задумчивым, даже немного сердитым видом. Но, как бы он при этом ни выглядел, ощущение было такое, говорит он, словно в груди у него дыра и он дышит через нее. — Я, что ли?
Девушка подошла к венецианскому окну и поглядела вниз с высоты что-то около двадцати этажей. Похлопала по стеклу и даже царапнула его ногтем.
— Стекло?
— Оно самое, — ответил Джордж. — Стекло, — Он хотел отпить немного джина, но почувствовал, что не может глотать, — Эта причина — я? В смысле, я — эта причина?
Она вернулась к кушетке и уселась на нее. Обхватила руками колени, подтянула их к животу и принялась покачиваться туда и обратно — как самая обыкновенная девушка.
— Да, меня всегда разбирало любопытство — каким ты был в молодости? Что ты сейчас смотрел по телевизору? Выпуск новостей? Разве цветной телевизор еще не изобрели?
— Конечно, изобрели. Он и есть цветной. Никаких выпусков по ТВ я не смотрю. Это было кино… «Касабланка». Оно черно-белое, фильм тридцатых-сороковых годов. Мне не нравится новый, цветной вариант… Но почему я? Что я такого сделал… в смысле, сделаю в… ох, черт, как сказать-то — где там это твое время? Что такого особенного обо мне известно? Почему я? Да! Почему я?
Она укоризненно покачала головой.
— Не надо столько вопросов. Пожалуйста, будь хорошим. У меня мало времени до того, как спирилликс упадет. И кожедром пока еще очень слабый. Мне нужно многое увидеть и о многом расспросить, и я должна все время измерять хронаты в этой комнате. Так что будь хорошим. Пожалуйста, постарайся не быть эгоистом, сдержи свое любопытство.
Джордж поглядел на Антуанетту — на эту Антуанетту Доннелли. Что, черт возьми, она о себе воображает?
Однако, подумал он, однако… У нее такое восхитительное тело. И, по всей видимости, она располагает интересной информацией о нем.
— Постараюсь, — сказал Джордж, раскидывая руки в широком жесте, как бы подчеркивающем его искренность, — не быть эгоистом и сдерживать свое любопытство. Это будет трудно, но я постараюсь. А вообще-то вопросы мне позволено задавать? Типа — откуда ты? Из далекого будущего?
Она кивнула.
— Столетие. Почти. Нам казалось, столетия достаточно, чтобы избежать всяких сложностей… ну, ты понимаешь… и в то же время это выглядит как самое настоящее путешествие в прошлое.
— Выглядит в глазах кого?
— Ох, института, ясное дело. И других людей в этом роде. Но конечно, еще одной причиной был ты. Для меня, по крайней мере.
— Конечно.
Итак, они снова вернулись к Джорджу. Но разве он не обещал сдерживать свое любопытство? Вот дерьмо! Он с трудом сдержал желание послать ее куда подальше… измерять свои хронаты хотя бы.
И потом его словно ударило. Дерьмовое дерьмо! Она разыскивала именно его, никого другого. С ее точки зрения, в Джордже было что-то очень, очень особенное.
Быть таким знаменитым и не знать, по какой причине! Быть настолько знаменитым, что первая же путешественница во времени отправилась прямиком к нему, как только у нее возникла такая возможность! Значит, это что-то из ряда вон — уровня Моисея, Шекспира, Эйнштейна. А может, и еще более выдающееся.
Его автограф — что может быть ценнее? Открытка, которую он только что накорябал Лонни Сантанджело, отдыхающему в Швеции, — на каком-нибудь будущем Сотби за нее могли дать бешеные деньги. А сведения о том, где он собирался этим вечером пообедать, могли стать информацией, за которую через столетие его биограф снимет с себя последние штаны.
Если уж на то пошло, он и сам отдал бы последние штаны, чтобы понять. Оказывается, он способен сделать что-то такое, что и спустя столетие, уже после его смерти, будет вызывать интерес всего мира. Что это? Что?!! Он должен выяснить!
И Антуанетта Доннелли — ключ к этой загадке. Ему чертовски повезло.
Она, в конце концов, всего-навсего девушка, говорит Джордж. Ну, вы понимаете — заведи разговор о том, о другом, и, когда коснешься правильной темы, она не сможет не среагировать.
Так, с чего начать?
Он подошел к книжному шкафу и взял с верхней полки свою флейту, говоря как бы между прочим:
— Значит, ты из конца двадцать первого столетия. Должно быть, там очень здорово жить.
— Вовсе нет. — Она засмеялась. — Для нас наше время все равно что для вас — ваше. За исключением, разве что… Ну, лучше мне не вдаваться в подробности. Как бы то ни было, большая часть того, что важно для нас, зародилось еще в вашем периоде. Ну, знаешь… компьютерная сеть, выкуп контрольного пакета акций за счет кредита, перестройка генов и прочее в том же духе.