Баллада о дипкурьерах
Шрифт:
Николай и Георгий переглянулись.
— Давай первым. По традиции, — сказал Николай.
Георгий шагнул вслед за помкэпом.
Джонсон вдруг разговорился.
— Вы, русские, непонятные люди, — сказал он. — Я не понимаю логики некоторых ваших поступков. В минувшем году мы тоже шли в Мурманск с караваном, в составе которого был пароход «Старый большевик». В него угодило несколько снарядов. Возник пожар. В трюмах взрывчатка. Мы дали приказ покинуть пароход. Людей должен был подобрать наш эсминец. Логично? Да. Но ваш капитан
В ходе боя мы забыли о нём. Каково же было наше удивление, когда «Большевик» снова появился. Воскресение из мёртвых! Чёрт возьми, такое не укладывается в моей голове. Это вне всяких реальных рамок.
— Может быть, именно поэтому капитан «Старого большевика» награждён высшим орденом моей страны, а также британским орденом.
— И британским? — удивился Джонсон. — Я не знал.
Он остановился, медленно приложил руку к козырьку.
— В вашем лице я поздравляю доблестного капитана.
При этом Джонсон, несмотря на солидную качку, не шелохнулся.
Георгий жадно вдыхал морской воздух, подсоленный холодными брызгами.
— Можно бинокль? — спросил Джонсона.
— Пожалуйста.
Обвёл колышущиеся морские холмы, всматривался в тёмные силуэты пароходов. «Пыхтят. Не сдаются».
Затишье воскресило на крейсере прежний режим: обедали в кают-компании. Дипкурьеры ходили туда иногда с Робертом, иногда самостоятельно — освоили дорогу: длинный коридор с несколькими дверями.
Капитан приглашает всех за стол. Стюарды с привычной ловкостью поставили закуски, разлили суп. Капитан взял стаканчик с ромом. Поднялся. Офицеры и дипкурьер — тоже.
— Джентльмены, — сказал капитан, — мы благополучно миновали самую опасную зону, прошли с минимальными потерями. Конечно, мы ещё в пути, а кто в пути, тот в бою. Но в этих водах русские и мы — полные хозяева.
Капитан сделал паузу, словно что-то обдумывая.
— Хочу сказать ещё несколько слов, пользуясь присутствием русского дипкурьера. Я восхищён мужеством экипажей каравана. Они ведут себя достойно! Поднимаю тост за успешный переход, за боевое содружество англичан и русских!
«Кажется, рейс в самом деле близится к завершению, — подумал Георгий. — Капитан наверняка взвесил каждое слово».
… Целые сутки протекли спокойно. И вторые. Тишина была непривычной, казалось, вот-вот она взорвётся. На корабле становилось всё спокойней — совсем не то, что прежде, в открытом океане. Если бы дипкурьеры не были в этом рейсе новичками, они догадались бы: караван вошёл в Кольский залив. Тишина стала прочной.
… Резко распахнулась дверь каюты. Кто же это? Ах, мистер Джонсон. С чем он пришёл?
— Джентльмены, поздравляю вас. Мы прибыли в Мурманск.
Стало совсем тихо.
Георгий и Николай ещё не верили услышанному.
Помкэпа повторил.
Дипкурьеры пожали руку Джонсону:
— Спасибо за
Георгий спросил:
— А караван?
— И караван.
— Весь?
— Почти весь. У нас ещё не было столь благополучного рейса. Через полчаса вы сможете сойти на берег.
После ухода Джонсона Николай произнёс:
— Мы в самом деле в Мурманске? Пока не верится.
Минуло полчаса. Вторично явился помкэпа, теперь с Робертом и ещё одним матросом.
— Джентльмены, вас ждёт катер.
— Передайте нашу благодарность капитану.
Матросы взяли вализы с диппочтой.
— Наверх!
— Стартуем в последний раз!
С каким наслаждением вдохнули на палубе обжигающий мурманский ветер! Осмотрелись: невдалеке, в морозном паре, обледеневшие корабли каравана. Вытерпели, вынесли всё, прорвались!
Георгий стал на твёрдую почву причала и машинально попробовал ногою: качается? Пожалуй, малость колеблется.
Но через два-три часа земля обрела надёжную устойчивость, полы в гостинице тоже. Не ладилось только со сном — три ночи не могли уснуть. Сказывалось нервное напряжение одиннадцати суток плавания.
Диппочта надёжно заперта в сейфе представительства Министерства иностранных дел СССР.
ОБВАЛ
Год 1945-й, первое послевоенное лето. Дипкурьер Виктор Малышев с напарником снова в пути. Поезд Москва — Баку. Дальше — в Иран. Над Ираном небо ещё знойней, чем в Баку. Белёсое, далёкое. Задание дипкурьерам — доставить пакеты в тегеранское посольство и в Ахваз, где находилось наше консульство.
… Колёса выстукивают: ах-ваз, ах-ваз. В вагонах многолюдно и душно… Все окна приспущены, но это мало помогает. Проводник разносит холодный лимонад.
— Вам две бутылки?
— Спасибо. Не нужно.
Дипкурьерам хочется пить, но они воздерживаются: в пути, в жару пить рискованно. Лучше потерпеть.
Проводник, смуглый, худощавый иранец, немного знает русский язык. Удивляется: все пьют, а два советских отказываются. Ему симпатичны эти парни, и он говорит:
— Если захотите, скажете, буду держать для вас пару бутылок.
Колёса стучат глухо, мягко: жара разогрела рельсы, стыки сошлись.
По вагону пронёсся мягкий шум, послышались возгласы: «Смотрите, смотрите!»
Виктор глянул в окно и сперва не разобрал, что там творится. Над полем медленно плыло что-то похожее на сказочный ковёр-самолёт. Он переливался на солнце, меняя оттенки — то золотистый, то нежно-зелёный, то бирюзовый с тёмно-зелёными пятнами. Красиво! Но эта «красота» несла людям беду, пожирая всё на своём пути.
Саранчовый ковёр уходил в сторону, всё дальше от полотна железной дороги. В коридоре проводник рассказывал кому-то: на прошлой неделе саранча прошла прямо над железной дорогой — рельсы были словно маслом смазаны, и поезда не могли двигаться: колёса буксовали.