Балтийская легенда
Шрифт:
Члены комитета обнажили головы. Стоявшие внизу последовали их примеру. И только командир приложил руку к матросской бескозырке.
Оскар и Лобадин запели «Интернационал». Припев подхватили многие голоса.
В шесть часов командовавший «Воеводой» лейтенант Гильдебрант заметил, что флагманский корабль снялся с якоря и поднял сигнал.
«Воеводе» следовать за мной», — прочитал лейтенант. Тут он увидел на грот-мачте флагмана красный флаг.
«Нужно прорваться в Ревель, сообщить о беде», — решил Гильдебрант и приказал выбирать
Перепуганный Гильдебрант отдал приказ повернуть назад. Когда «Воевода» проходил под кормой «Абрека», лейтенант крикнул в рупор стоявшему на мостике капитану 2-го ранга Кумани:
— На «Азове» команда взбунтовалась… Офицеров не видно.
Прибавив ходу, «Воевода» выбросился на берег.
Кумани тотчас же вызвал экипаж наверх и поставил его во фронт. На палубе уже находились караул и офицеры.
— На крейсере «Память Азова» бунт, — сообщил командир «Абрека». — Останетесь ли вы верны своему долгу и будете ли исполнять мои приказания?
Команда молчала.
— Разойдись!
Матросы стали медленно расходиться.
— «Азов» занял позицию у выхода из бухты, — доложил вахтенный начальник.
На флагмане набрали сигнал: «Абреку» и «Ретивому» присоединиться ко мне».
Кумани побледнел.
— Поднять: «Ясно вижу», — приказал он и посмотрел на миноносец «Ретивый». Там сигнал повторили. — Выбрать якорь!
— С «Воеводы» люди бегут в лес, — сообщил вахтенный.
— Вижу, — ответил Кумани.
На правом борту «Памяти Азова» амбразуру шестидюймового орудия окутало облачко дыма. Донесся выстрел. Между «Абреком» и «Ретивым» взметнулся сноп брызг.
— Полный вперед!
Заработал винт. По борту разорвался второй снаряд. Стоявшие на боевом мостике еще не успели понять замысла командира, как корабль носом врезался в песчаный берег.
— Караул, к трапу! Ружья заряжай! — скомандовал Кумани. — Людей на берег. Живо!
Неподалеку выбросился «Ретивый», с которого тоже сводили команду.
Днем 20 июля в морское министерство доставили депешу, отправленную из эстонской деревни Колка. Открытым текстом в ней говорилось:
«Морскому министру. Команда «Память Азова» взбунтовалась. Убиты командир и пять офицеров». Под телеграммой стояли подписи офицеров, бежавших с крейсера на катере. Вскоре из той же Колки одна за другой пришли телеграммы от командиров «Абрека» и «Воеводы».
Временно исполнявший должность морского министра контр-адмирал Вирениус немедленно направил царю доклад о случившемся, в котором писал:
«…Мною послано приказание командующему отрядом судов с корабельными гардемаринами капитану 1-го ранга Бострему по соглашению с командующим войсками генералом бароном Зальцем, оставив в Гельсингфорсе одно из судов отряда, с остальными немедленно идти привести в повиновение команду крейсера «Память Азова» и в случае необходимости потопить его».
На докладе Николай II размашисто начертал: «Одобряю данное вами приказание капитану 1-го ранга Бострему».
Третьего
Крейсер «Память Азова» взял курс на Ревель.
Жизнь на корабле шла своим чередом, по обычному флотскому распорядку. Каждые полчаса отбивали склянки. Сразу после подъема якоря был убран гюйс. Караульный начальник поставил шестую и восьмую смены в караул. Рулевые заняли свои посты. Первая смена машинной и кочегарной команд заступила на вахту, вовремя прогрела машину. В положенное время команда села завтракать. После завтрака началась общая приборка.
Каюты бежавших, а также убитых офицеров были заперты, личные вещи переписаны, а ключи переданы на хранение вахтенному начальнику. У сдавшихся офицеров отобрали оружие, а их самих заперли в каюты. Отцу Клавдию была предоставлена полная свобода.
…В боевой рубке шло заседание комитета по управлению кораблем. Члены комитета были одеты в синие форменки и черные брюки. Этим они внешне отличались от остальной команды, которая в соответствии с распорядком дня была в робах. По настоянию комитета Оскар надел форму мичмана.
Телеграфный квартирмейстер Николай Баженов доложил, что все попытки связаться по радиотелеграфу со Свеаборгом и Кронштадтом, с броненосцем «Слава» и минным отрядом в Гельсингфорсе окончились неудачей.
— Что будем делать? — спросил Лобадин.
— Продолжать путь к Ревелю, — решительно сказал Оскар. — Там нас ждут рабочие. Совместными действиями с моря и суши возьмем город, присоединим к себе солдат, а затем будем действовать дальше. Чтобы не дать возможности правительству быстро перебросить из Петербурга военные силы, эстонские рабочие взорвут полотно железной дороги. Динамит у них имеется.
— Согласен, — поддержал предложение Лобадин. — В Ревеле к нам присоединятся матросы «Риги». В этом я уверен. Нужно уже сейчас подумать о десанте в город. Его возглавит Колодин.
— С десантом пойду и я, — сказал Оскар.
— Давайте обсудим, что делать с кондукторами, — продолжал Лобадин. — Ко мне обратился Лавриненко с просьбой разрешить им сменить робу на форму. Я разрешил. Но мне не нравится, что кондуктора ведут себя обособленно.
— Шкуры они! — бросил Котихин.
— Под арест их всех надо, а то и в воду!.. — крикнул Григорьев.
— Горячая голова! — заговорил Колодин. — Сразу всех в воду! А не подумал, что кондуктора разные бывают. Вот смотрю я на Лавриненко и вижу, тянется к нам, с матросами заговаривает, советы дает. А утром на митинге «Интернационал» вроде подтягивал. Ведет себя тихо…
— В тихом омуте черти водятся, — стоял на своем Котихин.
— Давайте без шума, — строго сказал Лобадин. — Кто хочет сказать?
— Разрешите мне, — вставая, проговорил Оскар. — Товарищи вправе не доверять кондукторам. И в Севастополе и на «Потемкине» кондуктора много навредили нашему делу. Но времена меняются.