Бальзам Авиценны
Шрифт:
Так дошли до моря. Не задерживаясь даже на час, Мирт кому-то перепоручил своих людей и вместе с пленником сел на корабль, где Шейха поместили в отдельную каюту. При слепце неотлучно находился один из трех выделенных капитаном матросов. То ли чтобы прислуживать, то ли следить, как бы старик не вздумал броситься в море. Это позабавило Мансур-Халима – при желании он мог в любую минуту покинуть этот мир и никто не сумел бы ему помешать, кроме Аллаха! Ему ли, хранившему в памяти бесчисленное множество секретов врачевания, не знать способов расстаться с жизнью? Но он решил не терять надежды: Али-Реза
Иногда в каюту заходил Мирт. Мансур-Халим сразу чувствовал его присутствие: от предводителя разбойников исходил некий черный магнетизм, поэтому слепец настораживался, даже еще не слыша его шагов.
– Ты все упрямишься? – по-свойски спрашивал Мирт и, не дождавшись ответа, уходил. Но спустя некоторое время вновь возвращался и часами сидел напротив слепца, роняя редкие фразы. Чего он добивался этим? Или ему, привычному к седлу и пескам, просто нечего делать на корабле, идущем под, всеми парусами в открытом море?
Казалось, Мирт не знал, что такое преграды, и умел повелевать временем. Все штормы прошли мимо его корабля, ни разу не подвел ветер, хотя и при полном штиле можно было двигаться с помощью паровой машины, установленной в трюме. Когда корабль бросил якорь, слепца бережно перенесли в шлюпку и доставили на берег. Услышав арабскую речь, Мансур-Халим,заволновался: неужели он в Аравии? О Аллах! Разве думал шейх так ступить на священную землю? Не как паломник или уважаемый человек, а как пленник вольный лишь в своих мыслях.
Время для невеселых размышлений нашлось – старика посадили на верблюда, и караван отправился в пески. Как недавно люди Мирта неслись, подобно смерчу, по азиатской пустыне, так и здесь, не зная сна и отдыха, шли по барханам, почти не делая привалов: предводитель вольных всадников торопился к ему одному известной цели. Шейх все чаше задумывался: где наступит конец их странствиям и кто такой Мирт? Чего он хочет, старик уже знал, но какие ветры подняли азиатского песчаного волка и погнали его через горы и моря в неведомую даль? Скорее всего имя этому всесильному ветру, заставляющему плыть корабли, идти караваны и одних людей убивать и похищать других, – золото! Слепец горько усмехнулся: вот и он, на старости лет, стал товаром. Какая злая ирония судьбы!
Несколько суток утомительного путешествия через пустыню порядком измотали Мансур-Халима, и когда он вновь очутился на корабле, то даже вздохнул с облегчением: по крайней мере, не трястись на верблюде, глотая пыль и мечтая о глотке студеной чистой воды. Вскоре появился Мирт. Он зашел в каюту, как всегда, без стука и уселся напротив старика.
– Ты не изменил своего решения? – Желтый человек уперся взглядом в бесстрастное лицо шейха и подумал: жаль, что упрямец слеп! Многое можно понять по выражению глаз, а тут глядишь, как в черные дыры оружейных стволов. – Ты настолько усерден в своей вере, что как пророк Ибрахим, получивший из рук архангела Джабраила священный черный камень, пожертвовал сыном, – не дождавшись
– Не богохульствуй, – тихо бросил шейх.
– Я уже испугался, – засмеялся Мирт. – Думал, ты онемел.
– Зачем ты пришел? Куда везешь меня? Неужели ты еще не понял, что все твои ухищрения бесполезны?
– Посмотрим, – пожал плечами Мирт. – Куда тебя везут, узнаешь сам. А вот зачем я пришел?.. Хочу поговорить о верованиях твоей секты.
– Я не сектант, – протестующе поднял руку Мансур-Халим.
– Да я уже это слышал, – усмехнулся предводитель вольных всадников. – Ты знаешь, что по пророчеству древних еврейских мудрецов, на равнине Армагеддона должна произойти решающая битва между силами зла и воинством добра. Не так ли?
Слепец кивнул в знак согласия: зачем отрицать очевидное? Об этом пророчестве знают иудеи, христиане и мусульмане. Десятки веков оно гуляет по земле и передается из поколения в поколение.
– Они не назвали сроков битвы, – вздохнул шейх, пытаясь угадать, куда клонит Мирт.
– Зато философы Индии предсказали время решающего сражения, – немедленно откликнулся тот. – Они считали, что война, затеянная полубожественными властителями в утеху тщеславию и властолюбию, погубила цвет народов и открыла новую эпоху накопления злобы и деспотизма: Калиюгу. Когда эта эпоха кончится, тогда и произойдет ужасная битва.
– Конец Калиюги они предрекали через двадцать три века после рождения Искандера Великого, прозванного на Востоке Зульникайнен – Двурогий.
– В Европе его называют Александром Македонским, – уточнил Мирт. – Он носил украшенный рогами боевой шлем. Может быть, оттуда и пошло, что дьявол рогат? Впрочем, сейчас речь о другом. Тебе не кажется, что время битвы и передачи великих знаний твоими единоверцами совпадают?
– Нет. – Мансур-Халим поджал губы. – Не приходи больше ко мне со своими глупыми предположениями. Конечно, я не в силах запретить тебе приходить сюда, но зато я могу молчать. Больше ты не услышишь от меня ни слова.
– Не зарекайся, – угрожающе предупредил разбойник и ушел.
В крайнем раздражении шейх принялся ходить по каюте, потом лег и хотел заснуть, но какая-то неясная мысль не давала покоя. Что-то в разговоре с Миртом насторожило и поразило старика, но что? Гнев – плохой советчик и помощник, а он позволил себе разгневаться и потерять среди хаоса слов те, которые заставили внутренне вздрогнуть. Приложив кончики пальцев к вискам, Мансур-Халим постарался успокоиться и начал восстанавливать в памяти разговор с Миртом слово за словом, будто нанизывая бисеринки на незримую нить. Ага, вот оно!
Разбойник из азиатской пустыни сказал: «В Европе его называют Александром Македонским». В Азии греческого царя Искандера так никто не называл. И вообще, для волка песков, живущего саблей, Мирт слишком хорошо образован, он знает такие вещи, которым не учат даже в медресе. Откуда?
Шейх пожалел, что он слеп и не может поглядеть на этого жестокого человека. И кто знает, когда теперь удастся заняться лечением глаз и удастся ли вообще – ведь с каждой минутой он все дальше и дальше от тех, кто мог ему помочь, вырвать из рук Мирта.