Бальзам Авиценны
Шрифт:
Старик свернул за угол и, чуть прихрамывая, подошел к парапету. Далеко внизу колыхалась серо-зеленая поверхность моря. Мачты стоявших в бухте кораблей и рыбачьих баркасов раскачивались, словно деревья под ветром. Пролетавшие над волнами чайки казались отсюда маленькими белыми пятнышками, а их пронзительные крики заглушал рокот волн. В домиках городка уже светились окна, а из труб клочьями тянулся дым. Роу поморщился, уловив запах угольной гари: он никогда не разрешал топить в своем доме печи и камины углем, но люди в городке предпочитали не тратить зря денег и пользовались
Равнодушно отвернувшись от кораблей (он всегда испытывал непреодолимое отвращение к морским путешествиям), Томас посмотрел на полоску пляжа, тянувшегося справа от бухты. Захотелось туда, на мокрый песок, и чтобы он скрипел под подошвами, а в лицо бы летели соленые брызги. Однако сегодня предстояло еще множество дел, да и самочувствие не позволяло поддаваться соблазну.
Кстати, не исключено, что причиной плохого самочувствия стал вчерашний ужин у Адмирала. Кажется, Томас чуточку перебрал хереса: трудно устоять перед искушением, ведь погреб Адмирала всегда полон прекрасных марочных и коллекционных вин, и хозяин, как истинный знаток, не преминул похвастать перед гостем своими богатствами.
– Это марочные.
– Адмирал собрал лукавые морщинки у глаз, с улыбкой демонстрируя Роу покрытые благородной пылью темные бутылки.
– Они проходят выдержку в бочках. Десертные - двухгодичную, портвейны - трехгодичную, а мадера - пятилетнюю. Но коллекционными вина становятся только после бутылочной выдержки: можно пролежать в бутылке два года, а можно и два столетия! Попробуйте это: испанский херес «де ля Фронтера» урожая 1675 года. Представьте, вино в полном расцвете сил! Только стало немного светлее, как человек в почтенном возрасте.
– Просто волшебный джинн из бутылки, - промолвил Томас.
– Что ж, давайте выпустим его на волю!
Пригубив бокал, он покачал полысевшей головой:
– Хотел бы я так сохраниться, как это чудесное вино!
– Увы, - засмеялся старый лорд.
– Те, кто собрал и выжал виноград, из которого сделали херес, давно в раю!
– Но мы имеем счастье наслаждаться плодами их труда, - заметил Роу.
Потом они долго говорили о том, какой путь проделывают плывущие из Индии корабли, и о проекте Суэцкого канала, о трудностях колониальной службы и еще о многом-многом другом. Ужин удался как нельзя лучше. Главное, Адмирал обещал Томасу помощь и поддержку, и это было весьма важно.
Томас медленно развернулся и побрел обратно. Дэвид следовал за ним, чтобы в любой момент прийти на помощь старику. Войдя в дом, Роу освободился от пальто отдал трость и шляпу дворецкому, потом направился в кабинет.
Жарко пылавший камин заметно улучшил его настроение; дрова весело потрескивали, а угли светились малиновым жаром. На столе горели свечи и лежала стопка чистой бумаги. Томас подошел к огромному глобусу, укрепленному на подставке из мореного дуба, под цвет стенных панелей и высоких книжных шкафов. Легкий толчок - и глобус медленно повернулся на оси, показывая голубовато-синие разводы океанов и желтые пятна
Оставив глобус, Роу сел за стол и принялся писать. Время от времени он поднимал голову и пристально смотрел на замерший глобус. Наконец, последнее письмо закончено. Запечатав послания своим перстнем, старик позвонил в колокольчик. Появился Дэвид.
– Где Мирадор?
– не оборачиваясь поинтересовался Роу.
– Ждет, - лаконично ответил слуга.
– Зови!
В кабинет вошел худощавый блондин с холодными светлыми глазами. Почтительно поклонившись, он остановился в трех шагах от кресла старика.
– Прочтите.
– Роу подал блондину несколько листов бумаги, исписанных мелким, убористым почерком.
– Вам надлежит это крепко запомнить.
Мирадор взял бумаги, и его глаза быстро забегали по строчкам. Исподтишка наблюдавший за ним Роу отметил: на лице гостя не дрогнул ни один мускул. Тишину в кабинете нарушали лишь легкое потрескивание свечей да шуршание бумаг в руках невозмутимого блондина. Хозяин, казалось, полностью утратил всякий интерес к окружающему миру, он притих в глубоком кресле и блаженно закрыл глаза. Мирадор, закончив читать, аккуратно сложил листы и бросил взгляд на старика, лицо которого в багровых отблесках догоравшего камина походило на маску сатира.
– Прочли?
– Роу открыл глаза и требовательно протянул длинную худую руку.
Мирадор вложил листы в его ладонь.
– Да, прочел и запомнил.
– Важно не перепутать последовательность.
– Хозяин поднес бумаги к пламени свечи, дождался, пока они разгорелись, и швырнул пылающий ком в камин.
– Время движения по маршруту рассчитано точно, поэтому вам следует появляться в назначенных пунктах именно в те дни, когда вас будут там ждать. Наши друзья в Лондоне открыли на ваше имя счет в банке. Отдохните недельку в столице, а заодно посмотрите: не потащился ли кто следом за вами?
– Хорошо, - сказал Мирадор.
– И еще раз проверюсь на том берегу Канала.
– Логично, - согласился Томас. Несколько минут он молчал, целиком погрузившись в свои мысли, потом поднял глаза на гостя.
– Я не могу сам отправиться в это путешествие. Поэтому вам придется стать моими глазами, ушами и руками. Понимаете?
– Да, - кивнул Мирадор.
– Спрос с вас будет особый, - усмехнулся Роу.
– Зато и награда ждет поистине королевская. Отправляйтесь, сударь, желаю себе и вам удачи!
Мирадор сдержанно поклонился и вышел. Старик поглядел на календарь: сегодня первое марта 1863 года. Хотя нет, уже второе - часы на каминной полке только что пробили двенадцать и хочешь не хочешь, а придется лечь в постель... Еще одна кошмарная ночь, когда ворочаешься с боку на бок и нет сил заснуть, когда тревожные мысли беспокоят душу и боли не прекращаются даже под утро. Больше всего хотелось покоя. Вечного и незыблемого, как смерть. Но смерти Томас Роу страшился сильнее всего...
***