Банда 2
Шрифт:
Зомби подошел к витрине, придирчиво всмотрелся в собственное отражение. Он уже знал, что ничем не напоминает того человека, которым был когда-то. Овсов рассказал, что у него изменилась линия волос надо лбом, рост стал даже больше, стальные поставки в ногах прибавили около пяти сантиметров. Значит, если раньше его рост составлял сто семьдесят пять сантиметров, то теперь сто восемьдесят. Существенно... И все-таки, несмотря на перемены, ощущение опасливости оставалось, ему не хотелось, чтобы кто-то узнал его, будь то друг или враг. Он бы не узнал ни того, ни другого, и как вести себя с ними не представлял.
На углу продавали цветы. Он остановился, поискал глазами астры — их не было. И он купил розу. Выбрал самую лучшую, на длинном толстом стволе, утыканном кривоватыми, загнутыми вниз шипами, напоминающими шпоры. Роза была не из простых — семь тысяч рублей пришлось отдать за нее, но зато Зомби почувствовал себя увереннее.
Нужный дом оказался сразу за углом. Обычная пятиэтажка, без лифта, с загаженным подъездом, провонявшим кошачьей, да и не только кошачьей мочой. Медленно, стараясь не сбить дыхания, Зомби поднялся на третий этаж. Постоял на площадке, собираясь с духом. Здесь было чище, окно было почти прозрачным, видимо, его все-таки иногда мыли. Он не торопился, ожидая, пока успокоится дыхание. Разговаривать запыхавшись, выталкивая из себя слова и хватая воздух раскрытым ртом... В этом было что-то унизительное.
Зомби удивился, осознав, что нисколько не волнуется. Предстоял необычный разговор, который мог закончиться чем угодно, предстояла встреча с человеком, роли которого в своей жизни он даже не представлял, он вообще первый раз встречался с человеком после полугодового лежания в больничной палате. А волнения не было. Это его озадачило. Но Зомби лишь передернул плечами — ну что ж, пусть будет так...
Для предстоящего разговора он придумал себе имя — Алексей Птицын. Откуда-то из памяти вдруг выплыло это имя... То ли встречался ему человек с таким именем, то ли вычитал где-то эту не совсем обычную фамилию...
И, подойдя к нужной двери. Зомби нажал кнопку звонка.
Дверь открыли не сразу, в доме, видимо, не ждали гостей. Его внимательно рассматривали в дверной глазок и он, чувствуя это, держал розу у самого своего лица, давая понять, что пришел человек с добрыми намерениями. Когда дверь, наконец, открылась, он увидел на пороге именно ту женщину, которую искал — молодую, красивую, с дерзким, требовательным взглядом.
— Простите... Вы — Цыбизова?
— Если это вас устраивает, — женщина улыбнулась, глядя не столько на Зомби, сколько на розу.
— Изольда Федоровна?
— Она самая.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте... А вы, собственно, по какому поводу?
— Я из редакции, — Зомби протянул розу.
— Через порог нельзя, — женщина отступила на шаг в глубину прихожей и Зомби ничего не оставалось, как пройти вслед за ней. — Я, кажется, догадываюсь, в чем дело... Хотя вопросы остаются.
— Вопросы всегда остаются, — проговорил Зомби, вручая розу.
Взяв ее, Цыбизова поднесла ее к лицу, поглядывая на гостя поверх цветка. И тут же, повернувшись, ушла на кухню. Она вернулась через минуту — роза уже стояла в узкой хрустальной вазе, наполненной водой.
— Спасибо, — сказала она. —
— Почти... Но не жалею Вы не торопитесь?
— Полчаса у меня есть. Этого хватит? — спросила она, явно вкладывая в вопрос не один смысл.
— С вашей помощью уложусь, — он и сам удивился той легкости, с которой нашел слова, чтобы ответить и на явный вопрос, и на скрытый.
— Ну-ну! — усмехнулась женщина. — Ну-ну... Зомби прошел в комнату, осмотрелся. Нет, ничего здесь его не затронуло, не возникло того щемящего чувства узнавания, когда попадаешь вдруг в места, где когда-то бывал. Зомби прислушался к себе — волнения не было, хотя он и понятия не имел, что скажет, о чем спросит...
— Уютно, — произнес он, усаживаясь на диван, хотя приглашения не было.
— Стараемся. Итак? — хозяйка улыбнулась поощряюще и, пройдя к столу, поставила вазу с розой в самый центр. Отойдя на несколько шагов, обернулась.
— Нравится? — спросил Зомби.
— Да, в этой вазе ей будет неплохо. Я слушаю.
— У нас был опубликован снимок...
— Знаю. Вы напечатали мой портрет под чужим именем, с какой-то дурацкой подписью. Мне звонят друзья, знакомые — поздравляют, смеются... Согласитесь, положение совершенно ненормальное. И я, как последняя дура, всем рассказываю, что не работаю на фабрике, что меня зовут иначе...
— Да, это досадно, — произнес Зомби, поправляя очки. — Скажите, пожалуйста... Это действительно ваш портрет, или же вы просто похожи...
— Это мой портрет.
— Вы уверены?
Цыбизова прошла к стенке, взяла с полки альбом и протянула его гостю.
— Посмотрите... Вы напечатали не просто мой портрет, вы напечатали именно вот этот снимок! Я даже помню, где фотографировалась. В квартале отсюда есть ателье, там работает старичок...
— А как фотография снова оказалась у вас?
— Да он сделал шесть штук! Так положено. И у меня осталось не то два, не то три...
— А вы не можете сказать, как оказался в редакции ваш портрет? Как под ним появилась чужая подпись, я предположить могу, но фотография! В папке нашего ответственного секретаря! Может быть, вы знаете кого-нибудь из редакции? И сами подарили свой портрет?
— Нет, никого не знаю и никогда не знала! — жестковато ответила Цыбизова. Зомби насторожился. Как-то уж очень решительно она ответила, заинтересованно. И отрицает знакомство с явным перебором — не знает и никогда не знала. Ну, не знала и ладно, чего, собственно, волноваться?
— Может быть, кто-то из ваших друзей пошутил? — осторожно спросил Зомби, неотрывно глядя в лицо Цыбизовой сквозь темные очки.
— У меня нет друзей, способных шутить так глупо! — рассмеялась Цыбизова. — Еще чего! — добавила она с жестом, который тоже насторожил Зомби. Этот жест вдруг вступил в какое-то противоречие с тем ее образом, который до сих пор складывался. Вдруг что-то пошловатое, вульгарное выглянуло из нее и тут же снова спряталось. Роза, ваза, изысканная поза в кресле... И вдруг это подергивание плечами, будто перед ним сидела полупьяная девица вокзального пошиба. «Она не такая, — подумал он. — Во всяком случае, она далеко не всегда такая... В ней есть второе дно. И еще надо разобраться, какое дно — второе...»