Банда 7
Шрифт:
— Не побоялся. Во-первых, потому что он бандюга, каких свет не видел, а во-вторых, я бумагу подписал у нотариуса.
— Какую бумагу?
— Что на самом деле эта квартира принадлежит ему, а не мне.
— А квартира, которую ты сейчас ремонтируешь? На кого записана? Тоже на тебя?
— Нет, на меня нельзя. Тогда это будет уже вторая моя квартира, и платить придется по полной программе.
— На кого же она записана?
— Не знаю. Может, на Игоря, может, еще на кого... Мы с ним об этом не говорили.
В этот момент в кармане Величковского
— О том, что ты здесь, ни слова! Ясно?
— А где же я?
— Скажи, что в той квартире, что ремонт продолжается.
— А если звонок как раз из квартиры?
— Какой хитрый! — восхитился Пафнутьев. — Тогда скажи, что сидишь возле универмага на скамеечке и ешь мороженое.
— Мороженое я люблю, — кивнул Величковский и нажал наконец кнопочку мобильника. Разговор был совершенно бестолковым.
— Да! — кричал Величковский почему-то радостным голосом: видимо, был польщен проявленным к нему вниманием. — Конечно. Будь спок! — И вдруг осекся — похоже, прозвучал вопрос, касающийся его места пребывания. И Пафнутьев тут же угрожающе показал кулак — дескать, только попробуй скажи, где находишься, только попробуй.
— Так это же самое... На месте! Ну как где, где всегда... Возле универмага. Ну как что... То, что и всегда... Мороженое ем, ванильное. Почему не нормальный голос... Как всегда. Мороженое еще не успел проглотить. Погода? Летная погода. Да ничего я не пудрю... Какой телевизор! Мне сейчас только телевизора не хватает. Хорошо, посмотрю, я всегда эти передачи смотрю... Доложу! Звони вечером, все как есть доложу! Ну, пока.
Сунув мобильник в карман, Величковский ссутулился, уставившись взглядом в пол, и, казалось, забыл и о Пафнутьеве, и о Худолее.
— Кто звонил? — нарушил Пафнутьев молчание. — Игорь?
— Ага, — кивнул Величковский, все еще не отрывая взгляда от пола.
— Как у него там?
— Нормально.
— Погода хорошая?
— Там всегда хорошая погода.
— Южное побережье? — продолжал допытываться Пафнутьев.
— Северное, — неожиданно сказал Величковский.
— Да-а-а? — протянул Пафнутьев, стараясь вложить в это слово как можно больше удивления, может быть, даже потрясенности. И, кажется, добился своего — Величковский вскинул голову, горделиво оглянулся на Худолея: дескать, и ты должен знать, откуда мне иногда звонят. — Северное побережье Италии.
— Рановато он собрался на отдых, там еще холодно, — заметил Пафнутьев.
— А он и не отдыхает.
— Работает?
— Можно и так сказать.
— Девочки?
— С чего вы взяли? — насторожился Величковский.
— Так ты же сам и рассказал, — обращаясь на «ты», Пафнутьев точно рассчитал — доверительность интонации часто срабатывает лучше, чем самые коварные вопросы.
— Надо же... А я и не заметил.
— В квартире рассказал, где мы встретились. Даже на выбор предложил некоторых, — Пафнутьев взял со стола пачку снимков и снова положил их на
— Ну.
— И любая откликнется?
— Еще как!
— Тогда вот что, — Пафнутьев встал из-за стола, решительно подтащил парня к своему стулу, усадил, положил перед ним пачку снимков, ручку. — Садись и пиши! На обороте каждого снимка. Как зовут, куда звонить, где живет... Ну, и так далее.
— А я не помню, — попытался было отвертеться Величковский, но Пафнутьев был неумолим.
— Сам предложил? Сам. Мы твоим девочкам такую жизнь устроим, такой спрос обеспечим... Они будут визжать от счастья. Тебя подарками завалят в знак благодарности.
— Точно? — Губы Величковского медленно расползлись в улыбку, обнажив золотые фиксы. — Может быть, кого-то из них нет в городе...
— Подождем.
— Или не согласятся...
— Уговорим. Ты умеешь уговаривать? Сам говорил, что умеешь. Авось и у нас получится.
— Только это самое, — посерьезнел Величковский. — Не насильничать.
— Ты что, старик?! — вскричал потрясенный Пафнутьев. — Посмотри на меня! Посмотри на Валю! — И он кивнул в сторону Худолея. — А Андрея в машине видел? Ему в кино предлагали сниматься! Может быть, и твои красавицы на экран попадут!
— А что, можно?
— Нужно! — отсек Пафнутьев слабые сомнения Величковского.
— Тогда это... Может, и я в кадре окажусь?
— Да тебе только захотеть!
Дальнейшее происходило в полной тишине. Слышалось только усердное посапывание Величковского. Он вынул из своей сумки маленький блокнотик и, сверяясь с ним, старательно вывел на оборотной стороне снимков имена, фамилии, возле некоторых указал даже телефоны.
— А адреса? — спросил Пафнутьев.
— Зачем вам адреса? Я их и сам не знаю. Все они из Пятихаток. Какие у них там улицы и переулки — понятия не имею. Покажете фотки — вам каждый дорогу поможет найти.
— Известные, значит, девушки?
— В определенных кругах.
— И тебя все знают?
— Меня? — весело удивился Величковский. — Да я только появлюсь — через два часа Пятихатки на ушах! Я у них, как принц на белом коне. Они же не знают, как мне вкалывать приходится, не знают, что ночую где попало, ем где перепадает. Они думают, что я крутой. — Величковский счастливо засмеялся. — Поэтому эти красавицы и липнут ко мне, просят в город их забрать, пристроить где-нибудь! Потому и фотографируются в чем мать родила. Скажешь, ножку поверни — поворачивает, скажешь, чтоб заросли сбрила — тут же!
— Значит, они знают, на какую работу ты пристраиваешь?
— А что ж тут догадываться? Конечно, знают.
— И соглашаются?
— С восторгом! И меня готовы благодарить всем, что у них в наличии имеется.
— Везучий ты мужик! — простонал в своем углу Худолей.
— А я вообще ничего! Никто не жаловался! И на подарки не скуплюсь.
— Лифчики-трусики?
— Думаешь, мало?! Они же в Пятихатках и этого никогда не видят! За коробку конфет лягут с кем угодно, какую угодно позу примут!