Банда профессора Перри Хименса
Шрифт:
Если теперь перевести просьбу дона Дженовази с языка лирики, — а он часто пользовался ею, особенно, когда был не в духе — на язык скромного обывателя, то это означало следующее. В славном городе Лос-Анджелесе в западню, расставленную ищейками ФБР, угодил их человек. И он дает показания, он разговорился. И тебе, Чезаро, нужно вылететь туда и там заткнуть рот болтуну. Разрешается пустить в ход и кольт сорок второго калибра, заряженный пулями-ампулами, отбивающими у человека память лет на пять-десять.
И молодой Чезаро правильно расшифровал замысловатый текст речи дона Дженовази. Он
— Дон Дженовази! Еще великий ученый и практик американец Тейлор, замечу вам, изобрел свой уникальный метод, позволивший повысить во много раз производительность труда, — начал, подыгрывая своему шефу в риторике Чезаро, и то же в необычной, напыщенной манере.
— И что же? Что же, Чезаро?
— Разделили все операции на составляющие. Каждый выполняет одну, освоенную им в совершенстве, узкую ее часть. То ли при сборке автомобилей, то ли при сборке тевидов, то ли при сборке роботов. Этой системой пользуются и до сих пор все грамотные и передовые люди.
— И что же? Что же, Чезаро?
— А то, что у вас есть специально обученные люди. Они делают свою работу хорошо. И мне бы не хотелось позорить их высокое мастерство. Ведь я дилетант в их деле… Как и они в моем.
— Но их нет! Их нет сейчас в Нью-Йорке, мой славный Чезаро. А сорока все трещит! Я не могу сосредоточиться, не могу найти нужную рифму, не могу спать от этого треска. Мне кажется, что кто-то вбивает мне в уши гвозди, которыми был распят Иисус Христос. О, эта непорядочность! О, эта невоспитанность! Так низко пасть, так низко!..
Дон Дженовази был взбешён и возмущен до глубины своей ранимой легко души, поднимал к небу руки, закатывал глаза.
— И как на грех куда-то пропал Карло. Он всегда брал верные аккорды в таких поручениях. Он у нас и вправду мастер на все руки… Но и тебе, Чезаро, не мешает освоить смежную профессию.
— Я не пойду на это, дон Дженовази. Я вам сразу же сказал, еще семь лет назад. Я окончил факультет искусств в Палермо, как вы знаете. Моя специализация — живопись, древние мастера кисти и карандаша.
— Мой мальчик, та, видимо, не понял меня. Тебе нужно вылететь сегодня в Лoc-Анджелес и там заткнуть рот крошке Жезино, этой болтливой сороке. Его хотят выставить свидетелем на судебном процессе. Ниточка потянется к нам. Ко мне, Чезаро. К другим. К тебе тоже.
— Пусть этим займется Джино.
— Джино? Ах, Джино! Он в Лиссабоне! Прекраснейший город, этот Лиссабон. Лазурный залив, жасминовые заросли, благоуханье жизни и розариев. И там наш худенький Джино схватился в поединке с семиглавым китайским драконом. Дай бог, дай бог ему выбраться оттуда без отрубленных крыльев. Но и самому поубавить у дракона несколько голов. Этот узкоглазый Юн Си, этот тигр джунглей, этот азиатский шакал, скажу тебе, Чезаро, по секрету, портит мне аппетит.
Лицо дона Дженовази, словно та маска, вдруг переменилось, исказилось злобой, ненавистью, презрением.
— Я почти 30 лет лелеял этот благодатный для миллионов туристов край. Я сделал все, чтобы они там не
И опять же Чезаро правильно расшифровал слова дона Дженовази. В славном Лиссабоне сейчас наводит порядок Джино, специализирующийся с давних времен именно по этому городу, имеющий там много знакомых мазуриков, отсекает головы у «триады» Юн Си, потеснившей в игорном бизнесе интересы клана дона Дженовази, интересы «Коза ностры» [19] . Дон Дженовази 30 лет устанавливал там контроль над игорными домами, над весьма прибыльным туристским делом, а этот выскочка-китаец его оттирает.
19
«Коза ностра» — «Наше дело» (итал.)
— Это наш куш, Чезаро! Наш! И я его никому не отдам! — будто очнувшись от высоких поэтических дум, снова закричал Дженовази. — И Джино отрубит у этого дракона все головы!.. Но у тебя-то, Чезаро, дело намного проще. Я думаю, ты справишься с ним.
— Я выхожу из игры, дон Дженовази. Я могу и сам зарабатывать неплохо.
Дон Дженовази уже утихомирился, уже высказал все, что у него наболело на душе, высказал именно тому, как ему казалось, кто его может понять наилучшим образом, этому интеллигентному Чезаро Кассини. И ему было не совсем приятно слышать такие перлы от прагматика, лишенного чувств юмора и реальности. И он немножко пожурил Чезаро.
— Чезаро! Не будь мальчиком! От нас можно уйти лишь в одном направлении, на северную окраину. И там, в тиши, среда лип и каштанов, на чудном лоне природы, — дон Дженовази, очевидно, был к тому же еще и романтиком — лежи себе спокойно в деревянном дорогом гробике. Лежи и лежи и ничего не делай, ничем не омрачай свою совесть, свой внутренний мир, а лишь слушай пение птичек, чириканье воробьев, да ангельские пения райского хора рано усопших девственниц.
— Не пугайте меня, дон Дженовази! Кто приносит вам миллионные доходы? Кто нашел вам профессора Перри Хименса? Карло, что ли? Или ваш любимчик Джино?
— Ну, полно тебе, полно, Чезаро! Успокойся! Я пошутил. Ты знаешь, разрази меня гром, только сейчас вспомнил — на днях из Бразилии возвращается наш ловкач Джузеппе Тисси. Он там малость подзадержался. И там мазурики нам мешают. Везде одни дыры, мой Чезаро. Одни дыры! И их нужно срочно штопать, и крепкими нитками, чтобы опять не расползлись. Да, кстати, как здоровье твоих детишек? Как поживает твоя Джулия? Я вижу, ты стал жить на широкую ноту, Чезаро?
— Спасибо, дон Дженовази, — ответил вежливо Чезаро, потягиваясь в кресле, смекая, что аудиенция подходит к концу; он даже повеселел. Они чувствуют себя хорошо. И надеюсь, с вашего разрешения, дон Дженовази, и дальше будут чувствовать себя так же. Вот только что-то малыш Джонни простыл, по-видимому, коклюш.