Бандагал
Шрифт:
Патрене снова разгорячился. Терпению Торболи пришел конец, он поднялся и, глядя шефу в глаза, выразительно произнес:
– Если ты еще в состоянии рассуждать здраво, я остаюсь, нет - до свидания. Запомни, нам нужно хорошенько подготовиться. И прежде всего составить баланс, да так, чтобы к нему не сумели придраться. Нужен толковый кибербухгалтер, но абсолютно надежный и преданный. Из числа старых служащих...
– Тогда заранее откажись от поисков, мой дорогой Торболи. Если кибербух-галтер толковый, ему нельзя доверять. А если болван, то ему опять-таки бессмысленно доверять -
– Кибербухгалтер не может быть болваном. Я готов удовольствоваться заурядным честным бухгалтером.
– Послушай, нельзя ли придумать анекдот посмешнее?
– Патрене встал.
– Впрочем, не мешает спуститься в твой знаменитый архив. Если в природе и существует честный кибербухгалтер, то в твоем архиве это должно быть отражено.
– Моего архива никто не миновал, - с гордостью сказал Торболй.
– Там все точно, до последней запятой. Надеюсь, этого ты не станешь отрицать, любезный Патрене?
– Согласен.
– А вот служащих в архивном отделе не хватает. Ты всегда скупился на административные расходы.
– Знал бы ты, во сколько мне обходится переброска одного только служащего с Земли на Нес!
– Чтобы деньги давали хороший урожай, их надо сначала посеять, - назидательно произнес Торболи свою любимую сентенцию.
Он встал, распахнул дверь и пропустил своего патрона вперед.
Архив - любимое детище Торболи.
Каким образом ему удалось собрать все эти сведения, Патрене не знает, хотя он из собственного кармана платил и платит шпионам, которые разведали буквально всю подноготную о каждом из служащих. Все сведения записаны на магнитофонную ленту и запечатлены на микропленку.
Когда Патрене впервые узнал об этом, удивлению его не было границ, а Торболи oт удовольствия беспрестанно потирал свои по-обезьяньи длинные руки.
– Разве архив предназначался не для туземцев?
Наверное, впервые в жизни Торболи от души рассмеялся.
– Для этих недоумков?! Нет, главная опасность - это мы сами.
Патрене просматривал микрофильмы, прослушивал пленки, и ему стало не по себе.
– Как это тебе удалось собрать такую информацию?
– Самыми разнообразными способами, мой дорогой, - с необычной фамильярностью ответил Торболи.
– Все, начиная от священника и кончая проституткой, принуждены были кое-что рассказать.
– И обо мне тоже?
Торболи загадочно, покачал головой и двусмысленно улыбнулся.
– Рад буду преподнести этот скромный подарок тебе и Розе. Конечно, если это доставит вам удовольствие.
И он протянул шефу микрофильм.
А все-таки Патрене не доверял Торболи, несмотря на общие интересы. Он считал своего директора не менее опасным, чем вирус, - вы замечаете, что заразились, когда болезнь уже завладела вашим организмом.
Нет, своего мнения о Торболи он не изменил и теперь, но в архиве неизменно появлялось что-то новое, и это забавляло Патрене.
Подумать только, инженер Корбелли, этот ярый расист, поддался чарам своей молоденькой служанки, уроженки Неса, у которой такие густые изумрудного цвета волосы.
– Завтра же скажу Корбелли об этом, - вырвалось
– Э, нет, - спокойно возразил Торболи.
– Ты лучше намекни ему разок-другой, и он тут же перестанет клянчить прибавку. Во всяком случае, даст тебе несколько месяцев передохнуть. А за это время мы раздобудем новый любопытный материальчик.
Патрене всегда доставляло истинное наслаждение наблюдать за реакцией подчиненных на слухи о возможных повышениях по службе и увольнениях, которые распускал Торболи.
– Этот мелкий жулик Винченци уже видит себя начальником отдела... Какой кретин, этот Ларделли! До чего ж он боится, что его уволят. Попробуй-ка найди другого инженера-химика, который согласился бы по двенадцати часов кряду торчать в лаборатории.
Но сейчас Патрене не смеется, он внимательно смотрит на лица и повторяет за Торболи:
– Да, этот болван, этот мошенник, ну а этот и мать родную продаст. Быть может, этот годится... Пожалуй, ты прав - Торторелли подойдет: честный, скромный до робости, живет один в маленьком домишке на окраине. Единственная страсть - кухня-автомат. Нет, все-таки он слишком глуп, - сам себя перебивает Патрене.
– Покажика еще раз.
И Бенедетто Торторелли, щурясь, словно яркий свет рефлектора и в самом деле слепит ему глаза, неуклюже двигается по комнате - маленький, худой, в своем любимом галстуке-бабочке.
Патрене невольно рассмеялся.
– Неужели этот болван не понимает, до чего он смешон в своем старомодном одеянии?
– Погляди на него хорошенько, - с торжеством в голосе говорит Торболи.
– У него на лице написано, что он обречен выполнять работу за других. Посмотри на этот плоский череп с копной седых волос. Типичный честный труженик! Другие за его счет выслуживаются перед начальством, а он молчит. Мы поручим ему ответственное задание составить баланс, ему лично, и от безмерной радости он станет глухим и слепым. Понял?
– Не слишком ли он глуп? Что он там такое говорит?
– Беседует со своей автоматической кухней. Послушай.
Послышался глухой голос Торторелли:
– Как только долька чеснока зарумянится...
Торболи гасит экран и говорит Патрене:
– Он до неприличия глуп и наивен. Как раз то, что нам нужно.
Бенедетто Торторелли робко входит в кабинет шефа. На лице у него похоронно-мрачное выражение, несмотря на жару, он бледен. От волнения он то и дело переступает своими коротенькими ножками.
– Входите, входите, дорогой Торторелли.
Патрене - воплощение радушия, и это лишь увеличивает растерянность маленького человечка, который, как марионетка, трясет головой.
– Вы, Торболи, еще были на Земле, когда мы с Бенедетто двадцать дет назад прилетели на Нес.
– Девятнадцать лет, семь месяцев и три дня.
– Как всегда, предельно точен. Редкое достоинство, не правда ли? Значит, вы, Бенедетто, помните те незабываемые дни? Чудесное было время!
И Патрене пускается в милые его сердцу воспоминания о золотой поре колонизации. А Торторелли вспоминает о своем бегстве с проклятой Земли, о Мирте, которая безжалостно издевалась над ним;