Бандит
Шрифт:
Аурика вздохнула — перед ней промелькнула вся ее бурная жизнь. И снова подумала об этом молодом ворке, который только что покинул ее лавку. Чем-то он ее зацепил…а еще, и она боялась себе в этом признаться — напугал. Она не собиралась его кидать, хотя такая мысль и мелькнула у нее в голове — подумалось, что вот сейчас я она заберет монету, а этому тощему ворку скажет, чтобы он шел отсюда и больше никогда не приходил. Ну так мелькнула…ради смеха! Мол, вот что он сможет сделать! А парень будто услышал ее мысли, и взгляд голубых ворковских глаз стал тяжелым, пронзительным, как у дуэлянта перед нанесением смертельного удара, и рука ворка легла на пояс, поближе к спрятанному в потайном кармане ножу. И Аурика поставила бы полк против
Она отправила его к Селене, та сейчас подыскивала себе жильца. Прежний жилец, контрабандист Дирган недавно был убит в разборке с конкурентной группировкой, так что старухе нужно было найти приличного клиента. А то, что этот ворк вряд ли станет угрозой для жизни и здоровья ушлой старушенции — Аурика откуда-то знала. Просто чувствовала это. Послужишь двадцать лет — начнешь чувствовать людей так, будто слышишь все их потаенные мысли. Парень дерзкий, но не подлец. И на убийстве старушек свой бизнес не делает, это точно. Впрочем — Селена видала виды, и ее тоже так просто не взять. Как бы сама парня не собралась потрясти… Но это уже их проблемы. Аурику они не касаются. Обедать пора!
Женщина встала, вышла из лавки и заперев ее на огромный замок, повесила деревянную табличку, на которой крупными печатными буквами было написано: «Ушла на обед. Приду через час» — и спокойно пошла по базарной площади, направляясь в знакомую таверну, в которой обедала и ужинала несколько лет подряд. Двое карманников проводили ее взглядом, но не потому, что собирались почистить карманы и срезать кошелек — просто очень уж хороша у этой бабы грудь, да и задница не подкачала. Воровать же у нее опасно — во-первых, она давно славится крутым нравом, может и руку сломать, пальцы переломать, а как тогда работать? И кроме того — за нее могут и спросить. Все знали, что к ней не так просто ходят люди из самой крупной шайки контрабандистов. А это люди крутые и бесшабашные, голову открутят и не спросят, кому ты отдаешь часть добычи.
Двойственное чувство от встречи с этой женщиной. В ней почуял родственную душу, но и опасна она просто-таки запредельно. Окажешься с такой в постели — можешь утром и не проснуться. Если она решит, что так будет лучше для дела. Рупь за сто — у нее и семьи-то никакой нет. Такие женщины редко бывают счастливы в жизни.
А тот адрес, что она дала — я запомнил. Посмотрю, куда она меня норовит пристроить. Не удивлюсь, если там меня ждет засада. Это же логично — отправить лоха в ловушку, а потом поиметь с этого свой небольшой процент. Без забот, без хлопот. Ведь если кидать меня здесь, на месте, выгоду поимеешь гораздо большую, но и проблем можешь огрести выше крыши. Можно потерять и саму жизнь. Эта баба тертый калач, она должна чувствовать такие вещи.
Теперь еще бы не проколоться на обмене. Адрес менялы тоже она дала, а если этот меняла работает с ней в паре? Принцип тот же — меняла кидает, Аурика имеет свой процент. И все довольны! Хотя…тут существует одно уязвимое место: если меняла прилюдно меня убивает, ему придется объяснять — за что порешил клиента. А он при кидке обязательно должен меня порешить. В противном случае я вернусь, убью его, а потом убью и Аурику, которая меня к нему послала.
Кстати, забавно они все удивляются, что ворк может оказать сопротивление, и даже быть кому-то опасным. И те четверо очень удивились, и Аурика, почувствовала опасность. Похоже, что это связано именно с моей расой, расой ворков. Что, у них какой-то обет непротивления Злу?
Опа! Точно. Чертова память! Ну почему ты выдаешь мне информацию только тогда, когда я практически сам до всего докопался?! Да, у городских, и не только у городских ворков существует религиозный запрет на противление Злу. Они таким образом зарабатывают себе хорошую карму, чтобы в перерождении получить новую, замечательную жизнь! Вот
Меняла звался Сиджоном Кирхом, и был он то ли выходцем с крайнего юга, то ли мулатом, продуктом смешанного брака. Смуглая, можно сказать почти что черная кожа, глаза цвета крепкого черного чая, широкий нос — мулат, да и только. Возраст абсолютно неопределенный, я никогда не умел определять возраст у мулатов и азиатов. Наверное, далеко за сорок — вон, курчавые волосы чуть тронуты сединой.
Разговаривает мягко, даже подчеркнуто уважительно, ничем не выдавая своей неприязни к представителю воркского племени. Впрочем — возможно что никакой неприязни у него и нет. Ему наплевать на расу, наплевать на личность человека — главное, чтобы от клиента была хоть какая-то прибыль. А от меня прибыль должна быть знатная. Ибо я решился, и вознамерился разменять не только свой статер, но и золотой вонд. Все равно ведь придется, так что семь бед — один ответ. Если что — мало этим типам не покажется.
Их было двое — сам меняла, и его телохранитель, огромный мужчина под два метра ростом, и шириной в плечах два меня. Подумалось — интересно, сколько он весит? Килограммов сто пятьдесят, не меньше. Похоже, что бывший борец, или боксер…хмм…тут они называются «кулачники», это всплыло из моей памяти. Да как ни назови — все равно понятно. Призовой боец, который часто выступал на арене. Нос сломан, уши переломаны, лицо — сплошное поле битвы, в рытвинах и косогорах. Красивым мужика точно не назовешь. И похоже что о защите, уклонах и нырках тут имеют само что ни на есть зачаточное представление.
Впрочем — что я на самом деле знаю об этом мире? Может как раз из-за такой кровавой мясорубки люди и ходят на представления с призовыми бойцами. Только в отличие от тупого американского реслинга здесь проходят самые настоящие бои. Этот боец похоже что вышел в тираж, и теперь, «на пенсии», подрабатывает телохранителем-охранником у богатого менялы. Ну а чего — делать ничего не надо, башку под удары подставлять не надо, стой, скучай, и всем своим видом демонстрируй готовность броситься на защиту капиталов своего господина. Лафа, а не работа!
Мы с менялой заперлись в его будочке, он выложил на стол свои капиталы, готовясь совершать сделку, и у нас пошла оживленная торговля, начавшаяся с пятнадцати процентов с каждой совершенной сделки. Я постарался доходчиво объяснить почтенному черножопому христопродавцу, что его наглые притязания он может засунуть в задницу своему перемятому как пластилин охраннику, и после получаса закатывания глаз, стенаний, хруста пальцами и жалобных причитаний на тему: «Как мне тогда жить, если я раздаю свои деньги направо и налево» — мы все-таки пришли к десяти процентам. Максимальной марже, которую берут менялы по всей территории Империи. Этот местный Перельман а-ля Рабинович сдался только после того, как я сказал, что мне все надоело, и что я сейчас точно пойду к другому меняле. И что прислала меня Аурика, сказала, что он надежный бизнесмен и не собирается меня так уж откровенно надувать. Почему-то при упоминании Аурики он слегка погрустнел, но…в общем-то все у нас с ним получилось. За вонд мне причиталось восемнадцать статеров, и два статера из них я разменял на файты, файты на полки. С меня удержали справедливую цену (я все внимательно пересчитал), так что скоро я шагал по улице, нагруженный монетами так, что мой пояс очень даже ощутимо потяжелел.