Бандитский Петербург
Шрифт:
Антон уже сидел в тюрьме, он провел четыре месяца в предварительном заключении. Потом уголовное дело прекратили за недостаточностью улик.
Антон считал, что действующую правоохранительную систему обмануть очень легко. То, что его боссы попали в тюрьму, он объяснял тем, что некий бизнесмен «заплатил ментам за их посадку».
– Милиция вообще подкуплена на корню. Честных очень мало.
– А бывшие КГБ?
– Эти знают еще меньше, чем милиция. Мы их всерьез не воспринимаем, хотя у них больше технических средств, чем у милиции.
Антон долго объяснял нам, что организованная преступность
– В суде побеждает не справедливость, а тот, кому удается убедить судей в своей правоте. А средства убеждения бывают разные
Антон защищал право бандитов на существование в том обществе, которое возникло в России после распада Советской империи.
– Ничего такого никогда не было бы, если бы раньше, при так называемом социализме, мы все на самом деле были равны. Но лозунг – «каждому по потребностям» – был невыполним. Единственное, чего хочу я, – это надежность и благосостояние. Я не хочу, чтобы мои дети жили в беспредельной стране. Я и сам не люблю нарушать закон. Но сегодня в России надо выбирать: если ты пытаешься заработать какие-то деньги, то должен либо сам уметь защитить себя, либо просить защиты у кого-то другого. Если ты убежден, что защищен, – твое счастье, если нет, – тогда жизнь дана тебе взаймы. И тогда каждый новый день для тебя может стать последним…
Карабас разорвал все контакты с нами так же неожиданно, как в свое время пошел на них. Впрочем, по сведениям из других источников, я слышал, что дела у него идут в гору и он продолжает процветать. Последний раз я видел его случайно летом 1994 г. Мы столкнулись в одной петербургской тюрьме, куда он, видимо, пришел на свидание с кем-то из своих коллег. Он еще больше располнел и в своем дорогом костюме был похож скорее на преуспевающего бизнесмена, чем на бандита. Мы встретились глазами, но здороваться не стали, а лишь обменялись кивками, как люди, которые очень смутно помнят друг друга…
Живой товар
Если проституция – самая древняя профессия на Земле, то получается, что женское тело – самый древний товар?
Интересно, кому первому пришла в голову мысль, что женское тело можно продавать – Продавцу или Покупателю – в той самой первой сделке на заре времен? Этого мы никогда не узнаем. Но как бы там ни было – а как-нибудь, да было, – проституция возникла вместе с первобытно-общинным строем, окрепла в древних рабовладельческих государствах, выжила в жестокое время тоталитарного феодализма, расцвела после первых буржуазных революций и отправилась широким шагом гулять по всем странам, строям и эпохам.
Любопытно, что почти всегда и везде проституток осуждает общественная мораль и преследуют правоохранительные органы. Не менее любопытно, однако, что той же общественной моралью гораздо меньше осуждаются те, кто пользуется услугами проституток, – в широком, кстати говоря, спектре. Скажем, те же правоохранительные органы всех времен и народов пользовались проститутками как агентами – их было легче вербовать, контролировать, использовать, и через них, конечно, проходило намного больше информации, чем через добропорядочную домохозяйку.
В
Вторая волна информационного бума вокруг проституток у нас на родине относится к началу 90-х годов, когда появились первые конторы телефонных девушек.
Чуть ли не каждая порядочная газета считала своим долгом выделить какому-нибудь сотруднику определенную сумму денег, чтобы он «вызвонил» себе проститутку и взял у нее интервью.
За всеми этими забавами несколько в тени остались уличные проститутки – хотя именно они, а не валютно-гостиничные и телефонные, составляют основной отряд корпуса шлюх (и не только в нашей стране, кстати). Вторым, не совсем понятным, информационным пробелом стало практическое отсутствие упоминаний о тех, на кого проститутки работают, – то есть в принципе обыватель знал, что у более-менее организованных проституток есть сутенеры… И все. На сутенерах цепочка обычно и обрывалась, что не давало возможности читателю в полной мере оценить масштабы и обороты денежных масс в «бл…ких империях», контролируемых организованными преступными группировками…
…Июнь, белая ночь. Невский проспект. Моего спутника знакомые называют Винт, он бригадир одной из питерских группировок. Он проводит для меня экскурсию под кодовым названием: «В мире блатного бизнеса». Винту велено отвечать на любые мои вопросы. Приказы руководства, как известно, не обсуждают, и Винт ничего не спрашивает, но видно, что решение начальства ему непонятно и неприятно [87].
– Ну что, начнем, пожалуй, с отстойника, – говорит Винт, сворачивая на канал Грибоедова.
– Отстойника?…
– Ну да. Отстойником называется квартира, где собираются девушки, которые у нас работают. Они собираются там к определенному часу – где-то к 23.00 – и ждут сутенеров. А сутенер подъезжает, когда найдет клиента. Клиент получает девушку, расплачивается с сутенером и уезжает. За девушкой через некоторое время заезжает охрана и возвращает ее в отстойник…
Мы заходим в типичный петербургский двор-колодец. Из окна квартиры на втором этаже доносится женский смех. Поднимаемся в «отстойник». Квартира больше всего напоминает расселенную коммуналку – ободранные стены, тусклый свет, грязь. В маленькой комнатке на двух диванах рядком сидят восемь девиц. На вид им от семнадцати до двадцати лет. Увидев Винта, они замолкают. Винт деловито их пересчитывает и спрашивает:
– Почему Марины нет?
– У нее ребенок заболел…
Винт недовольно хмурится:
– Он у нее все время болеет! Отдуваться за нее сами будете… Так, девочки, насчет фотографий – не забудьте, крайний срок – послезавтра!
Девушки молча кивают. Мы выходим.
– Что за фотографии? – спрашиваю.
– На загранпаспорт. Мы собираемся отправить пробную группу в Германию на заработки. Паспорта уже, считай, купили, там люди ждут. Девки вот тянут, боятся.
– Чего боятся?