Банкет на перекрёстке
Шрифт:
— А сёдня я злой, — угрюмо выговорил бармен. — Патамушта какие-то мрази хотят обидеть Зону, нашу матушку и кормилицу! Всем водки и щей! Потрапезничаем перед завтрашним, может в последний раз. Завтра бар закрыт, на рассвете я иду за Кочергой и Язычником.
Бармен отпил из стакана добрый глоток, кивнул своим мыслям, постучал твёрдым, как сучок, пальцем по прилавку.
— Ибо это моя земля, пусть больная и замученная, но моя! И нехер никому топтать её своими чумазыми сапогами. И Кочерга с Язычником это раньше всех поняли. А мы, плоть нашу
Он задумался занеся палец над столешницей, но не найдя нужного слова хрустнул кулачищем. Хапнув с прилавка первый попавшийся на глаза стакан, принялся угрюмо тереть его полотенцем.
Через минуту тишину зала нарушил голос из-за дальнего столика:
— Кабан, а спутников берёшь?
Бар замер, будто простреленный вопросом навылет. Казалось, что даже ходики на стене остановились в ожидании ответа.
— Спутников? — отозвался бармен, рассматривая стакан на свет. — Звать не стану, но если толковые, то возьму.
— Тогда мы с тобой! — буднично бросил потёртый жизнью сталкер и снова принялся ковырять вилкой в тарелке.
Бармен медленно поставил стакан, оценивающе оглядел говорившего и его напарника.
— А пойдём! — ответил он тоном таможенника Верещагина и, ухмыльнувшись, взялся за второй стакан.
— И меня захвати! — донеслось от двери.
Подпиравший косяк Старый поднял указательный палец и направился к столику первых добровольцев.
По бару прошёл шорох, сталкеры зашевелились, перебрасываясь негромкими фразами. Через минуту гомон начал конденсироваться в отдельные возгласы:
— Мы в деле! — донеслось от столиков ветеранов. — Пора и не за хабар поработать!
Одиночки в своём углу тоже подали голос.
— Подписываюсь!
— Буду участвовать!
— Плюс один!
— Присоединяемся! — подал голос один из свободовцев. — Хрен ли нам, почти красивым!
Бармен снова обвёл взглядом зал. На лице появилась удивлённая улыбка, будто впервые разглядел среди этого обожжённого Зоной мяса людей… Сермяжных, честных и чистых Людей.
Кабан моргнул зачесавшимися глазами и, поиграв желваками, грохнул деревянной ладонью по столешнице.
— Добро, братва, сходим! Даже если это в последний раз! А коли так, то к утру с меня оружие и боеприпасы для одиночек… сухпайки, перевязочные пакеты и аптечки тоже за счёт заведения.
Он повернулся к музыкальному центру. Склонившись над батареей дисков, почесал в макушке. Углядев нужный диск, тщательно вытер руки о полотенце и вытянул пластиковый конверт. Бережно открыл, придирчиво вгляделся в зеркальную поверхность и, вставив диск в плеер, запустил нужный трэк. Из колонок зазвучал архаично родной голос Шевчука:
Нас сомненья грызут. Я сомнениям этим не рад. Эта мерзкая тяжесть в груди разбивает любовь. А пока мы сидим и страдаем, скулим у захлопнутых врат, Нас колотит уже чем попало, да в глазРазговоры закончились. За столами вспыхивали экраны ПДА. Сталкеры подтягивали всех своих на завтрашний рейд.
Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет…36. Зона
Комариные плеши возле дороги к Урочищу Гризли
Последние лучи солнца окрасили край Ржавого леса оранжевым и быстро иссякли, уступив место вязким сумеркам. По обе стороны дороги потянулись поля аномалий. Кочерга остановился, поглядел на мерцающие «комариные плеши» и шагнул к обочине. Глаза наткнулись лишь на пару грязных обрывков и разодранный по швам ботинок.
— Вот тут мы с Батоном и нашли убитого хлопца. А стреляли вон оттуда, из хибарки на холме. Филин с Кордона рассказывал, что видел, как ещё засветло стрелка увезли в сторону Берлоги. Только туда по сплошным аномалиям хрен проберёшься…
Макар глянул на обочину и, оглянувшись, прикинул расстояние до верхушки холма.
— Именно из хибарки… — не глядя подтвердил Ждан, вытаскивая из рюкзака плоскую банку.
Кочерга оглянулся.
— А ты откуда знаешь, что из хибарки?
Ждан задумчиво посмотрел на него, оглянулся на холм и пожал плечами.
— А я и не знаю… я с тобой согласился, больше, вроде, неоткуда.
Он снова занялся плоской склянкой. Осторожно отвинтив крышку, поставил посудинку на землю и, выпрямившись, закурил.
— Щас «компас» подышит, и двинем.
Докурив, вернул крышку на место и, нащупав приклеенный под дном брелочный фонарик, щёлкнул включателем. Банка засветилась слабым синеватым светом, и в ней стала видна стайка головастиков.
Кочерга раздал спутникам приборы ночного видения и, покосившись на склянку, недоверчиво спросил.
— А они по дороге не заснут?
— Жить захочешь, не заснёшь, — неопределённо ответил Ждан и уверенно двинулся вверх по склону. — Старайтесь идти по моим следам.
— Только ты, Сусанин, не разгоняйся, — проворчал Кочерга.
Ждан не ответил, неотрывно следя за движениями хвостатой мелочи. Несколько раз приходилось останавливаться и закладывать большие крюки в обход мощных спаренных аномалий. Шагающие следом спутники видели зигзаги «электр», яркие гейзеры горячего воздуха над «жарками» и слышали потрескивание гравиконцентратов. В ночной темноте «Компас» работал безошибочно. Иной раз только встающие дыбом волосы подтверждали наличие аномалий, не выдающих себя ни в оптическом, ни в тепловом, ни в акустическом диапазоне. Лица всех троих давно покрылись испариной. Казалось, что они бредут уже несколько часов, и грядущий рассвет застанет их на середине склона, но светящиеся стрелки макаровского «Люминокса» продвинулись всего на сорок минут.