Банкир в XX веке. Мемуары
Шрифт:
Поскольку я выступал за активную стратегию расширения нашей международной активности, чему Джордж противился всем своим нутром, наше совместное правление в банке превращалось в продолжительную и часто неприятную борьбу за первенство.
ГЛАВА 14
ТРУДНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
Мать умерла рано утром 5 апреля 1948 г. Умерла в своей постели, в доме по адресу Парк авеню, 740, в Нью-Йорке, когда отец стоял у ее кровати. Она плохо почувствовала себя и, когда пришел доктор, начала рассказывать ему о своем самочувствии, положила
Я только пришел в банк, когда Нельсон позвонил мне. Мне трудно описать то горе, которое я испытал, узнав о ее смерти. Мы с Пегги провели с ней два предыдущих дня в Кикуите, это был тихий уикенд, заполненный спокойными беседами. Хотя мы видели, что мать выглядит усталой и слабой, каких-либо драматических симптомов или предвестников того, что произошло так внезапно, не было. Мать любила детей, и я вечно буду помнить последнюю картину, как она держит нашу маленькую дочь Пегги в своих объятиях и ее любящая улыбка отражается на лице малышки. Когда мы ехали обратно в город в воскресенье вечером, Пегги и я согласились, что этот уикенд был особым; все почувствовали особую близость матери в большей степени, чем обычно. И во второй раз у нас было предчувствие - как и в случае с Диком Гильдером несколькими годами раньше - острое ощущение печали от того, что это вполне могло оказаться последним разом, когда мы видели мать живой.
Мы все черпали из бездонного колодца материнской любви, и это поддерживало нас в большей степени, чем мы догадывались об этом. Ее смерть оставила пустоту в жизни каждого из нас, однако никто не ощущал эту потерю так глубоко и так отчаянно, как отец. Он и мать были неразделимы на протяжении их 47 лет супружества, и, подобно лозам, переплетенные ветви которых срослись вместе, их жизни стали одной жизнью.
ТЯЖЕЛАЯ ПОТЕРЯ
Хотя больше всех смерть матери переживал отец, она оказала глубокое воздействие и на меня. Никто другой не оказывал такого влияния на мои убеждения, вкусы и способность наслаждаться миром вокруг. Моя любовь к ней была огромной. Она обладала чистым сердцем и на первый план ставила семью и свои глубокие убеждения.
В то же время было радостно быть вместе с ней . Она любила красоту природы: цветы, песню дрозда в лесу и звук волн, разбивавшихся о берег в штате Мэн. Она любила людей. Однако она следовала высоким нормам и была нетерпимой к тем, кто, по ее ощущению, был поверхностным, не придерживался моральных принципов или оказывался претенциозным. Она была нежной и очень женственной, однако твердой и настойчивой в отношении дел, которые считала важными.
Мать много читала: это были книги по истории, романы, биографии и иногда детективы. Она считала, что чем больше человек знает о мире, тем больше шансов, что сможет достичь чего-то важного. Она научила меня радости познания, полноты жизни, удовольствию от возбуждения, вызванного встречами с новыми интересными людьми, от знакомства с новой едой, новыми местами, от исследования неизвестного.
Мать также любила приключения. Когда кто-то приходил с интересной идеей, она всегда была готова исследовать ее - при условии, конечно, что отец не был рядом, чтобы ее от этого отговорить. Из шести ее детей, как мне кажется, Нельсон и я были теми двумя, которые больше всего разделяли ее любовь к людям и приключениям. Однако мать тщательно избегала того, чтобы выбирать любимцев среди своих детей; она любила нас всех.
ВИТРАЖ МАТИССА
Я не помню, кто первый предложил заказать витраж для Юнионистской церкви в Покантико, маленькой церкви, находящейся сразу за воротами Покантико, в качестве памятного мемориала матери, однако эта идея была быстро и единодушно принята всеми братьями и Бэбс. Нельсону, бывшему тогда президентом Музея современного искусства, поручили совместно с Альфредом Барром найти подходящего художника.
Однако Матисс сосредототочил внимание исключительно на тонких абстрактных композициях чистого цвета, которые можно было адаптировать к конфигурации окна. Помимо этого Матисс только что завершил работу над замечательным набором витражей из цветного стекла для доминиканской Часовни четок в Вансе, на юге Франции, что показало его огромное мастерство в этой трудной технике. К счастью, Матисс согласился на нашу просьбу.
Это окно оказалось его последней работой. Макет находился в его спальне, когда он умер. Окно-розетка было шедевром, красивым, простым и подходящим к месту. Мы освятили его в День матери 1956 года, и оно напоминает мне мать каждый раз, когда я прихожу в церковь Покантико. Солнечный свет, струящийся через него, создает замечательное сияние и ощущение радости.
ПОВТОРНАЯ ЖЕНИТЬБА И УХОД
После смерти матери отец выглядел печальным и одиноким, и мы за него волновались. Я подумал, что изменение обстановки сможет помочь ему справиться с горем, и поэтому в мае, всего лишь через месяц после смерти матери, предложил, чтобы мы вдвоем с ним отправились в поездку в автомобиле. Он с радостью согласился и предложил, чтобы мы проехали по парковой дороге Блю-Ридж из Вашингтона в Ашвилл, штат Северная Каролина. Был разгар весны, и холмы были ослепительно красивыми, с рододендронами и лавровыми деревьями в полном цвету. Нам было хорошо вместе, и это был последний раз, когда мы ощущали взаимную близость. Мы говорили в основном о матери. Ее присутствие было столь ощутимым, что мы хотели задержать его, как только могли. Это было целительным для нас обоих, и я дорожу памятью об этом времени.
Через три года после смерти матери отец рассказал мне о своих планах жениться на Марте Бэрд Аллен и спросил меня, что я об этом думаю. Марта была вдовой и почти на двадцать лет моложе отца. Она была замужем за Артуром Алленом, старым другом отца и его товарищем по колледжу. Аллены жили в Провиденсе, но в течение нескольких сезонов перед Второй мировой войной проводили лето в Сил-Харборе и таким образом тесно общались с моими родителями.
Хотя я уже знал в течение какого-то времени, что отец встречается с Мартой, когда он спросил меня, что я об этом думаю, я не сказал ему: «Я думаю, что это будет замечательно». Я знал, что мать не была высокого мнения о Марте, и сказал отцу об этом, выразив свои сомнения вообще относительно идеи его повторной женитьбы. По прошествии многих лет ясно, что это было неразумным и, безусловно, не слишком правильным поступком. Я должен был понимать, что отец рассчитывал на мое одобрение уже принятого им решения, а отнюдь не интересовался моим мнением. Я поставил память о матери впереди счастья отца. Я знал, насколько Он был одинок, и что для него было естественно и правильно найти спутницу, с которой он мог разделить свои последние годы.
Мой неблагоразумный поступок не вызвал между нами явного разрыва, однако он вполне мог внести свой вклад в постепенное отдаление отца от своих детей. Не было никаких сцен, драматических эпизодов или ссор. Внешне наши отношения оставались такими же, как и раньше: эмоционально приглушенными, совершенно естественными и корректными. Действительно, вскоре после того, как он женился на Марте, отец создал новую серию трастовых фондов с общей стоимостью, несколько превышавшей 61 млн. долл., один - для Марты и по одному - для каждого из братьев, предоставив нам право решения в отношении назначения наших детей бенефициарами дохода от новых трастовых фондов целиком или частично.