Банкир в XX веке. Мемуары

Рокфеллер Джон Дэвисон

Испытывая в начале своей собственной жизни значительную неуверенность, я не думаю, что смог бы оставить ее позади и бороться с миром, если бы не вырос на примере отца, если бы не узнал с самых ранних моментов моей сознательной жизни, что существует что-то такое, что должно быть сделано, независимо от того, нравится это или нет. Иногда я отрицательно реагировал на жившее в отце сильное чувство долга, поскольку результат казался слишком скучным и обременительным. Однако я узнал, что чувство долга приносит освобождение. Оно заставляет превзойти собственные ограничения и делать вещи, которые, возможно, и не состоятся сами собой, но они должны быть сделаны, потому что так поступать правильно.

Может быть, сам став отцом и узнав о своих собственных недостатках в этой роли, я стал относиться с большим пониманием к причудам и слабостям отца. Ведь стараешься сделать получше, насколько

это возможно. Отец, безусловно, дал мне массу того, за что я ему благодарен. Мой визит дал мне возможность сказать ему, насколько многим я был ему обязан и насколько глубоко его любил. Я никогда бы не простил себе, если бы этого не сделал.

Братья и я хотели создать для отца мемориал и согласились, что витраж из цветного стекла в церкви Юнион, символически соединяющий его с матерью, будет наиболее адекватной формой. Поскольку Матисс умер, нам было трудно найти художника сравнимого масштаба, который сделал бы такой витраж. К счастью, в год, последовавший за смертью отца, Пегги увидела в Лувре выставку витражей из цветного стекла работы Марка Шагала, витражи были предназначены для медицинского центра Еврейского университета Хадасса в Иерусалиме. Они произвели на нее огромное впечатление, и она подумала, что Шагал как раз и может быть тем художником, которого мы ищем. Она убедила меня посмотреть так называемые Иерусалимские окна перед отъездом из Парижа, и я проникся не меньшим энтузиазмом.

После обсуждения этой идеи с моими братьями и сестрой, а также с приходом церкви Юнион мы согласились обратиться к Шагалу. Я посетил его в его доме в Сен-Пол-де-Ванс, и он сразу же согласился принять заказ. Он подробно консультировался с семьей по поводу отца и создал замечательный витраж, основанный на притче о добром самаритянине, библейской истории, которая кажется здесь наиболее подходящей²⁴.

РАЗДЕЛ АКТИВОВ

Смерть отца унесла человека, который определял высшие стандарты поведения и обеспечивал моральное руководство не только для семьи, но также и для организаций, которые он и дед создавали на протяжении предшествующей половины века. Его главные наследники, мои братья и я, столкнулись с рядом трудных вопросов, касающихся управления этими организациями; в то же время мы пытались найти новый баланс в наших отношениях друг с другом.

Жизнь, посвященная филантропии, высокая стоимость строительства и эксплуатации Рокфеллеровского центра и создание щедрых трастовых фондов для жен, детей и внуков значительно уменьшили состояние отца по сравнению с 1 млрд. долл., которые оно составляло в середине 1920-х годов. Его наследство было оценено в 157 млн. Завещание отца делило эти активы примерно поровну между Мартой и Фондом братьев Рокфеллеров (RBF). Может показаться удивительным, что отец ничего не оставил своим детям или внукам, однако по существу он прекрасно обеспечил нас за счет трастовых фондов 1934 и 1952 годов, а также ряда прямых дарений. Разделив свое наследство таким образом, отец защитил большую часть остающихся активов от «пошлины на смерть» и предоставил моему поколению дополнительные ресурсы для филантропической деятельности.

Отец тщательно обдумал этот вопрос, прежде чем выбрать RBF в качестве получателя той части своего наследства, которая должна была пойти на благотворительные нужды. Дополнительно передав средства в RBF, отец превратил его в один из десяти крупнейших фондов в стране и поставил нас у руля филантропических начинаний, которые он столь сильно поддерживал в своей жизни. Братья и я составляли большинство в совете директоров, и таким образом мы играли ведущую роль в развитии филантропической программы RBF.

КОНЕЦ ЭЙРИ

Раздел недвижимости отца, а также такого имущества, как произведения искусства и мебель, оказался сложной задачей. Братья и я купили имущество отца в штате Мэн в начале 1950-х годов через компанию «Хиллз риэлти», причем имелось в виду, что Марта после смерти отца сможет пользоваться Эйри без всяких ограничений. Однако Марта не проявила желания возвращаться в Мэн, и поэтому, когда она отказалась от своих прав на Эйри, Нельсон и я купили в штате Мэн у компании «Хиллз» всю собственность и решили снести Эйри. То обстоятельство, что в этом комплексе было 100 комнат, делало его совершенно непрактичным для использования любым из нас, однако с Эйри было связано много воспоминаний, которые мы не хотели терять. Хотя Марта провела в

штате Мэн немного времени, она проделала большую работу по новому оформлению интерьера Эйри. Было понятно, что она не хотела жить под тенью матери, однако у Марты был другой вкус, чем у матери или у меня. Мне пришла в голову мысль, что перед сносом дома было бы неплохо реставрировать внутреннее убранство так, чтобы оно вновь стало таким, каким было при жизни матери, а затем сфотографировать его, чтобы мы могли помнить его таким, каким оно было.

Я решил эту задачу с помощью нескольких человек, работавших в Эйри еще при матери. Удивительно, насколько детальными были наши совместные воспоминания. Когда я не мог точно вспомнить, куда относилась та или иная вещь, я закрывал глаза и представлял мать, находящуюся там, окруженную картинами и предметами Востока, которые она любила, и их точное взаиморасположение вновь приходило ко мне. Когда отказывала моя память, что-то вспоминали другие.

Мы заполнили дом цветами и даже зажгли камины в гостиной и в столовой, точно так, как делали мои родители в пасмурные дни, когда мы были детьми. Когда все было готово, Эзра Столлер, знаменитый фотограф, специализировавшийся на архитектуре, приехал и сфотографировал все внутреннее убранство.

После того как Столлер закончил свою работу, все братья отправились в Сил-Харбор, чтобы принять участие в разделе принадлежащих матери предметов, что мы проделали с помощью лотереи. Каждому предмету была назначена цена, он был пронумерован и включен в каталог; каждый из нас вытягивал номера, чтобы определить порядок выбора. После этого мы выбирали предметы по очереди до тех пор, пока каждый из нас не выбрал свою пропорциональную долю в денежном выражении. На распределении присутствовали несколько юристов и секретарей, которые вели тщательную запись по каждому выбранному предмету. Пегги и я достаточно хорошо подготовились, так же как и Нельсон и Джон, который уже создал выдающуюся коллекцию азиатского искусства. Уин, вероятно, знал меньше всех, однако обнаружил замечательный вкус и сделал прекрасный выбор. Но это вряд ли имело значение: коллекция матери была такой большой и имела такое высокое качество, что все получили множество прекрасных предметов.

Когда эта окончательная задача была завершена, Нельсон и я, которые унаследовали все имущество отца в штате Мэн, отдали приказ снести здание. Все, что остается от Эйри сегодня, - это терраса из кирпича и гранита вдоль южной стороны дома; с нее по-прежнему открывается величественный вид на океан, испещренный точками островов.

ПЕРЕДАЧА ЖЕЗЛА

Некоторое время спустя я рассматривал фотографию, на которой все шестеро из нас были сняты в гостиной Эйри в тот день, когда происходило распределение имущества. Мы сидели вокруг Бэбс на большом диване, смеясь по поводу чего-то, что кто-то из нас только что сказал. Фотограф запечатлел нас в середине жизни, каждый из нас делал свою карьеру, у нас были свои семьи и обязанности, но все мы были привязаны друг к другу и к дому, который означал так много для каждого из нас, когда мы росли.

Бэбс вышла замуж за своего третьего мужа Жана Моза, респектабельного южанина, занявшего пост старшего вице-президента компании «Ю.С. траст компани» в 1953 году. Хотя Бэбс выглядела робкой и сдержанной, она преодолела многие из существовавших у нее ранее проблем, связанных с противодействием строгому отцу с сильной волей. Она стала больше участвовать в делах семьи и в начале 1950-х годов вошла в состав совета директоров RBF.

Уин уехал из Нью-Йорка в 1954 году, находясь на стадии болезненного и ставшего достоянием общественности развода с Барбарой (Бобо) Сиерс. В Арканзасе законы о разводе были более благоприятными, однако он ко всему прочему обнаружил, что ему нравился более медленный темп жизни и сельские ритмы этого штата. Он решил сделать Арканзас своим постоянным домом, купил большое ранчо на горе Пти-Жан к северу от Литл-Рока и скоро оказался погруженным в местную политику и общественные дела. Хотя он презирал расизм губернатора Орвала Фобуса, Уин принял предложение стать председателем комиссии штата по промышленному развитию и напряженно работал, чтобы привлечь в штат новые компании и уменьшить бремя, связанное с нормами и правилами, для тех компаний, которые уже там находились. Успех на этом поприще убедил Уина, что, возможно, у него было будущее в качестве политика. Он создал основы современной Республиканской партии в Арканзасе, создав ее практически с нуля. Одновременно Уин женился на женщине по имени Жанетт Эдрис в 1956 году, и казалось, что он счастлив, живя своей новой жизнью.