Банкир
Шрифт:
Бернс очень мягко улыбался.
— Вы их Большой Папа, не так ли? — сказал он. — А что чувствует мальчишка в отношении Большого Папы? — Его глаза засверкали. — Или ты не знаешь? Палмер выпустил длинный сдавленный выдох. Он потер левый висок, чувствуя под рукой напрягшуюся вену или сухожилие. — Скажи мне все, Мак.
Бернс кивнул:
— Я рассказываю. Теперь уже по-настоящему. Такие новости мы получаем. Правда, сейчас еще немного подобных банков. Но есть признаки, что они объединяются между собой. И тогда, старина, будет конец.
Палмер скорчил гримасу. Бернс посмотрел на часы:
— Время поджимает, Вуди. Ты не уходи, допей
— Держись подальше от этих маленьких периферийных банков.
— Это твой департамент, детка.
— Правильно. На следующей неделе я отправляюсь в Утику и Рочестер. Я найму машину и по пути заеду и поговорю с ними.
— Думаешь, это поможет?
— Почему бы и нет?
— Хорошо, — сказал Бернс, направляясь в переднюю к выходу. — Но чтобы показать, что я на твоей стороне, дорогой, я тебе советую послушаться своего консультанта с годовым окладом в пятьдесят тысяч долларов. Возьми с собой пару спортивных брюк и спортивную рубашку, чем старее, тем лучше, но чистую. Не показывайся в парадном костюме для пресс-конференций с узким галстуком и в рубашке с петличками на воротнике. Усек?
Палмер кивнул.
— Ходячая скромность, — сказал он с отвращением.
— Старые ботинки, старый спортивный пиджак. У тебя есть трубка?
— Нет.
— Достань, — засмеялся Бернс. — Дружище, ты должен видеть сейчас свое лицо. На него стоит посмотреть. — Он закрыл и запер свой чемодан. — Удачно, что я люблю тебя, деточка. Иначе я бы дьявольски на тебя обозлился.
— Почему же ты так сильно любишь меня, Мак?
Бернс открыл дверь.
— Потому что глубоко внутри, старина, я такой же высокомерный, как и ты. — Он улыбнулся, вышел и закрыл за собой дверь.
Палмер вернулся в гостиную, взглянул на часы. До звонка Вирджинии оставалось много времени. Он взял наполовину пустой стакан и налил в него чистого виски, потом подошел к окну и уставился на мост.
Мост вел в Куинс и оттуда на Лонг-Айленд, один из штормовых центров всей баталии сберегательных банков. И все же, спросил себя Палмер, стало бы это баталией, если Джет-Тех не раздувала ее?
Он поднес стакан к губам и обнаружил, что пьет почти чистое виски, слегка охлажденное льдом. Но зачем ограничивать себя в выпивке? Ему ничего не предстояло в этот вечер. Кроме удовольствия, которое будет еще больше, если центры торможения слегка притупятся алкоголем.
На самом деле Палмера не удивило желание Вирджинии опять встретиться с ним. Частично потому, что он по-настоящему не поверил ей в тот вечер, когда она сказала, что порывает их отношения. Вероятно, вспомнил он, это был просто вопрос выбора. У нее не было выбора. Никаких прежних сильных эмоциональных привязанностей. Никакой истинной надежды на их появление. Она начала любовную связь с позиции полной уязвимости. Если они порвут эту связь, понял он теперь, ей некуда будет повернуться, впрочем, ему также. Он имел семью, которая была для него не большим эмоциональным источником, чем мать для Вирджинии. Оба они потянулись друг к другу под влиянием минуты, их толкнуло к действиям сочетание обстоятельств, одинаковый голод, возникшее, еще слабое ощущение взаимного притяжения. И потому что голод их был так велик, они быстро разделались с вежливыми предварительными формальностями.
Палмер смотрел на маленький буксир, идущий в темноте вниз по реке; огромная шапка пены, кипя, вздымалась вверх к его тупому носу, когда он проталкивался
Он закрыл глаза и прижался лбом к холодному стеклу. Было бы ужасно, понял он, если после всего, что он натворил — лгал Эдис, изменял ей, ограбил чувства Вирджинии, — он ничего бы не чувствовал.
Раздался короткий тихий стук в дверь. Один раз, затем два. Палмер открыл глаза и повернулся. Его охватил беспричинный гнев. Какой-то идиот, какой-то надоедливый идиот собирался помешать, усложнить его планы, причинить беспокойство. Какой-нибудь рассыльный, швейцар, кто-то… Или это Бернс?
Рот Палмера напрягся. Если это Бернс, как сможет он ответить на телефонный звонок Вирджинии? На звонок ответит Бернс. Узнает ли она его голос и повесит трубку, ничего не сказав? Позвонит ли позже? Или вечер будет полностью испорчен?
Палмер подошел к двери.
— Кто там?
Какой-то бормочущий звук, очень тихий и бессмысленный. Он раздраженно сморщился, нащупал замок и открыл дверь. Там стояла Вирджиния.
— Я видела, как он уехал. Я как частный сыщик наблюдала за этим домом. А на улице очень холодно.
Палмер почувствовал, что не в состоянии говорить. Он втянул ее внутрь, закрыл дверь и запер на цепочку. Все, что он мог, — это смотреть на Вирджинию, испытывая огромное облегчение.
— Ну, — сказала она. — Здравствуй!
Палмер судорожно глотнул.
— Здравствуй. Я… я думал… Я думал, он вернулся.
— Боже мой, надеюсь этого не случится. — Она приложила холодную от мороза ладонь к его щеке. — Сегодня днем я провела осторожное расследование. У него был куплен билет на самолет в 9.30 до Олбани. С Вестчестерского аэродрома.
— Замечательно.
— Я испугала тебя? Прости.
— Нет. То есть да. Я боялся, что это кто-то еще. И…— Он замолчал. Сначала он решил не продолжать, затем вдруг понял, вероятно впервые в жизни, что ему не принесет никакого вреда, если он скажет правду, — никакого вреда ему, а ей будет приятно.
— И я испугался, — продолжал он более твердо, — что мне могут помешать увидеть тебя сегодня. — Он взял ее за талию. — От этой мысли я почувствовал себя очень несчастным.
Выражение ее лица, несколько настороженное, пока она слушала, смягчилось.
— Холодные рыбы так не чувствуют, — ответила она тихим счастливым голосом.
— А я так чувствовал.
— Как лестно. — Ее руки обвились вокруг его шеи. — Как мило. — Губы у нее были холодные, как бы насыщенные зимним морозным воздухом. Но Палмер почувствовал, как они теплеют от его поцелуев. И казалось, внезапный ток высокого напряжения пронзил его и обжег его тело. В то же самое время он обнаружил, поймал себя на том, что пытается решить — был ли он несчастен минутой раньше или же просто раздражен? Но уже минуту спустя он перестал думать о чем бы то ни было.