Банкир
Шрифт:
— Ради бога, без сарказма.
Бернс скорчил гримасу и откинулся назад на своем сиденье. — Почему ты не достанешь себе настоящую машину, Вуди, деточка? Это самый дешевый из всех выпускаемых «кэдди», черт побери!
— Я получил ее бесплатно. Эту цену тебе не побить.
— О, сегодня мы настроены очень воинственно, не так ли?
— Будешь тут воинственным, — ответил Палмер. — Несколько минут назад эти молодчики были готовы содрать с меня шкуру живьем.
Бернс тяжело вздохнул:
— Вуди, лапа. Я не учу тебя, как играть банкира. Не учи меня, как играть политика.
— Не знаю, но я заставил их призадуматься.
— О бизнесе, но не о политике. — Бернс закурил сигарету. В темной машине огонек зажигалки высветил крошечные желтые искорки в его глазах. — Бизнес — это логика, и ты выступал очень логично. Политика — это обязательства, которые не всегда строятся на логической основе. Если бы это было так, если бы кандидатами и избирателями соблюдались правила логики, результат любых выборов был бы заранее известен.
— Речь идет не об общественном положении этих политических деятелей, Мак. Это же их бизнес, частный бизнес обогащения.
— Ты новичок, — ответил Бернс, — и, как всякий новичок, уверен, что понимаешь всю игру. Я стреляный воробей в политике, дорогой, но и я всех правил не знаю.
— Тогда как же ты действуешь?
— Возьмем сегодняшний вечер, — объяснил Бернс. — Очень характерный пример. Что бы ты там ни говорил, что бы они тебе ни говорили, мой нос чует, что ты свалял дурака.
Палмер нетерпеливо заерзал:
— Почему?
— Потому, что был слишком умным, — объяснил Бернс, — потому, что читал им лекцию, потому, что ловко находил ответы, потому, что знал еще кое-что, чего они не знают. Ты понял ситуацию, Вуди? Продуманная скромность, придуривание.
Палмер рассмеялся:
— Ах, вот как!
Ответный смех Бернса прозвучал натянуто.
— Ты не считался с их мнением. Ты не был прост. Ты не падал на колени каждые две минуты, чтобы лизать им пятки за оказание тебе высокой чести разговаривать с ними. Ты не представляешь, какого мнения о себе эти шмендрики. В своих собственных маленьких округах они оловянные божки. Это не тот тип деловых руководителей высшего общества, с которыми ты привык иметь дело, Вуди. Это дети трущоб, тяжелым трудом добившиеся положения. И лучше тебе низко поклониться их самомнению, в противном случае ты погиб в их глазах.
Челюсть Палмера напряглась. Черт побери, подумал он, конечно, Бернс прав: он-то знает этих людей. Ведь он был одним из них.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — произнес он невыразительным сдержанным тоном. — Тебе следовало бы проинформировать меня перед моим выступлением, но я понимаю, что не было времени.
— Вуди, ты все еще не понял главного. Способность кланяться — это ходовой товар всякого оратора. Ты высокомерен с людьми своего круга, потому что это способ побить их высокомерие. Но как много людей твоего круга ты можешь найти в средней нью-йоркской аудитории? Вообще в политике? Так что послушай меня: не рискуй, научись кланяться и кланяйся.
— Мак, — мягко спросил Палмер спустя некоторое время, — каких людей ты относишь к моему кругу?
— О боже, уже поздно, и мы почти дома.
— Как-то ты
— С деньгами, — угрюмо добавил Бернс, — наследственными деньгами.
Палмер минуту молчал.
— Знаешь, — продолжал он, — это довольно-таки смешно. Меня поставили связным между Бэркхардтом и тобой, потому что он тебя недолюбливает. Теперь я обнаруживаю, что ты недолюбливаешь меня.
— Вуди! Деточка! Ты-то уж понимаешь.
— Понимаю?
— Конечно, — уверил его Бернс. Он положил руку на колено Палмера и сильно надавил. — Мы прекрасно ладим друг с другом, и ты это понимаешь.
Машина свернула с автострады у Сорок второй улицы и на полной скорости помчалась по Первой авеню к дому Бернса. Справа промелькнуло и скрылось здание Объединенных Наций.
— У меня такое чувство, — продолжал Палмер, глядя на улицу, — что ты иногда обманываешь самого себя. Пять минут назад ты говорил, что политика не бывает вполне логична. По-моему, ты тоже не вполне логичен.
Бернс пожал плечами:
— Виноват.
Палмер увидел, что они теперь уже в районе Пятидесятых улиц. Сейчас они повернут направо и остановятся около восемнадцатиэтажного дома, где жил Бернс. — Ты даешь обязательства, — медленно продолжал Палмер, — как ты выразился, политика не всегда строится на логической основе. Я не могу обсуждать твои обязательства в отношении ЮБТК. Я слишком близок к нему, чтобы быть объективным. Но кое-какие из твоих обязательств, о которых я могу только догадываться, по-моему, не совсем целесообразны.
— Какие именно? — спросил Бернс.
Машина свернула и поехала в направлении реки.
— Мне кажется, что время от времени тебе приходится иметь дело с людьми вроде Бэркхардта. — Он крайне осторожно выбирал слова, так как не мог позволить Бернсу догадаться, что уверен в его связи с Джет-Тех. Но он должен был посеять в его душе сомнение.
— Люди того круга — моего круга, как ты, кажется, считаешь, — иногда производят довольно-таки сильное впечатление, — сказал Палмер. Машина повернула направо и въехала в изогнутый подъезд к дому Бернса. — Такие люди, как Джо Лумис, например, — осторожно добавил он, — очень импонируют. Когда-нибудь встречал его?
Машина остановилась, и швейцар выскочил навстречу. Бернс наморщил лоб.
— Лумис? — спросил он. — Может, и встречал. Я встречаюсь со множеством людей.
Швейцар открыл дверцу и вытянулся перед Бернсом, держась за ручку.
— Добрый вечер, мистер Бернс, сэр.
Бернс вышел из машины и постоял минуту у ворот. — Я вспомнил его. Он христианский Барни Барух, не так ли?
— Чисто арийская протестантская порода, — ответил Палмер.
— Да-а? — Бернс стоял, погрузившись в размышления. — Даа, — повторил он. Его лицо приняло замкнутое выражение какого-то мрачного спокойствия. Так как он, казалось, смотрел на кончики своих туфель, Палмер не мог видеть его взгляда. Через некоторое время Бернс взглянул на Палмера, и один угол его рта вытянулся в напряженную линию. — Старик, — сказал он, — напомни мне какнибудь, я расскажу тебе о твоих собственных обязательствах, наиболее безумных.