Банкир

Уоллер Лесли

— Мне хочется, чтобы ты простила меня за все, что я причинил тебе.

— Я простила. — Она сделала первый пробный маленький глоток, потом выпила сразу полстакана. — Твоя вина в том, что ты женился до нашей встречи. Ты прощен. Ты знаешь, что случается с одинокими женщинами моего возраста? Их охватывает желание иметь ребенка, пока климактерический период еще не наступил. Кто-нибудь до этого выкладывал тебе подобные вещи хоть наполовину так же очаровательно?

— Нет, но у тебя не совсем такое положение.

— Ты хочешь сказать, что у меня уже был ребенок. — Она очень

широко улыбнулась, и губы как будто на мгновение приклеились и не сразу смогли занять обычное положение. Потом они расслабились по частям, каждая в отдельности. — Но мне кажется, что Дженни никогда и не рождалась. Это было почти двадцать лет назад. Я могла бы сейчас быть уже бабушкой. Если бы… И все это приводит к одному четкому выводу: в таких катастрофах, как та, лучше, когда никого не остается в живых.

— Не думаю, чтобы ты…

— Конечно, нет. Ты прав. Я в самом деле лучше чувствую себя живой. Я верю в это. Совершенно искренне верю. В конце концов, это единственное, что мне остается. Новый ребенок будет таким же красивым, как и Дженни. Я могу родить еще одну красавицу. Некоторые женщины так сильно хотят этого, что говорят — но только говорят, — что даже не будут настаивать на замужестве. Конечно, я бы настаивала. Понимаешь? Вот чем объясняется моя теория о том, что лучше, чтобы никого не осталось в живых.

— С тех пор тебе кто-нибудь предлагал замужество?

— А как ты думаешь?

Палмер кивнул:

— Я уверен, что предлагали.

— Ну, ладно, значит, предлагали. Ты очень проницателен.

Предлагали огромными табунами. Тачками-пачками. По меньшей мере целых трое.

— Почему ты не вышла замуж ни за одного?

— Ни один из них не был тобой. — Она быстро допила виски. — Я не желаю слушать свои слова. Я должна замолчать. Давай поговорим о, м-м, о, м-м… о сексе. — Она оглянулась и махнула официанту, — Еще один мне. На этот раз не двойной. О сексе, — продолжала она, — неисчерпаемая тема! Я была такой хорошей с тобой? Была я хорошей? Скажи да, ведь иначе я ничто. Соври, если нужно. Давай.

— Вирджиния, прекрати.

— Скажи: «Вирджиния, ты была великолепна в постели». Попробуй.

— Будь добра…

— Не достаточно прямо для тебя? Тогда скажи: «Вирджиния, ты прекрасная подстилка». А?

— Вирджиния, ты величайшая дуреха. Замолчи и пей.

— Да, конечно, мистер Палмер, сэр, — сказала она, делая паузу на каждой запятой.

— Давай начнем, — произнес Палмер, медленно и глубоко вдыхая, — с предположения, что первые беззаботные радости прошли.

— И начались радости, отягченные большими заботами.

— Замолчи. — Он нахмурился. — Люди, которые болтают слишком много и слишком легко, очень часто попадают в беду. Ты не представляешь, как меня раздражает то, что в конце концов мой отец был прав. Черт побери, о чем я говорил?

— Ты собирался сообщить мне, — подсказала она, — что раз уж ты больше не вынашиваешь в себе безумных идей о разводе и женитьбе на мне, нет абсолютно никаких причин, почему бы нам с тобой не пуститься в длительную связь, которая завершится в конечном счете седыми волосами, искусственными зубами, старческим маразмом

и смертью. Да?

— У меня не было таких мыслей.

— Пожалуйста, пусть будут. Пожалуйста, попроси меня. Может быть, я даже соглашусь на это.

— Вирджиния, ты не могла бы немного помолчать?

— Ты в состоянии представить такое? Себя у огня, истощенного, полуглухого, полуслепого, дрожащего, с этими красновато-коричневыми пятнами на старческой коже. Меня, вставшую на распухшие от артрита колени, у твоих ног; седые до желтизны волосы, ввалившиеся щеки, отвисшие груди и гнилые зубы. Сумерки Грешников. Финал Страсти. Вознаграждение Измены. Трудно назвать это плотским грехом, когда и плоти-то почти не осталось. Боже, Вудс, интересно, как ведут себя старые люди. Освобождаются ли они в конце концов от этого? Скажи.

— Если ты не против, я скажу тебе, что мне хочется, а не то, что хочешь ты от меня услышать.

— Прекрасно сформулировано. Просто мастерски. — Она протянула руку и погладила его по щеке. — Я должна помнить, что на тебя надо смотреть в новом свете: Мальчик-финансист. Чудо Уолл-стрита. Юный Макиавелли Делового Мира. Иди дальше. Властвуй. Действуй.

— Я хотел сказать только одно, — продолжал Палмер после паузы. — Что бы там ни выбило нас из колеи за эти несколько дней, этого не должно было произойти. И если бы мы могли…

— Почему ты должен путаться в сетях сомнений? — спросила она и подняла вновь наполненный виски стакан. — Я случайно знаю, что выбило нас из колеи. — Она поставила стакан и, казалось, забыла о нем. — Очная ставка. Любовница встречается с Матерью семейства. Добродетель, побеждающая Порок. Все, что мне надо было сделать, дорогой Вудс, — это встретить твою жену и провести в ее обществе час, показавшийся мне целым днем. Мистер Палмер, хотите я расскажу вам о миссис Палмер? Изобретательной женщине. Внутренне сильной. Необыкновенно хитрой. Коварно проницательной. Современной Матери и Друге. Подробности на третьей странице. Скажи, почему я пытаюсь своей болтовней привести тебя в замешательство? О, послушай. Все так просто. Я не знаю, любит ли она тебя, или ненавидит, или еще что-нибудь, но ты не можешь стряхнуть ее с себя. Она не из тех, кого бросают. Я с ней солидарна. Мы получили сигналы друг от друга, она и я. Между тобой и мной нет ничего, кроме непрочной опасной связи. Между тобой и твоей женой существуют фантастически крепкие, трижды скованные, ванадиево-стальные узы. Вы скроены из одного и того же куска первоклассной материи. Одним и тем же портным. Боже мой, Вудс, вы даже похожи друг на друга. Вот. — Она подтолкнула свой стакан виски к нему. — Возьми.

— Я закажу себе еще.

— Я не буду пить. Пей.

— Я думал…

— Ты думал, я хочу напиться, — нежно улыбнулась она. — Позволь мне направить твои мысли. Дело слишком серьезно, чтобы решить его с помощью виски.

Палмер поднял ее стакан и начал пить.

— Иными словами, — сказал он, — ты хочешь порвать.

— Я хочу зарегистрировать смерть, которая имела место в последнюю пятницу вечером и в субботу утром. Ты подпишешь справку?

— А если я не поверю написанному?