Банкир

Уоллер Лесли

— Чем-то вроде заключения мира?

— Я стараюсь компенсировать магнитофонную запись, лапа. Палмер скорчил гримасу и продолжал с аппетитом есть. Он проглотил немного острого кислого йогурта. — Что касается простокваши, ты прав. Она единственная вещь, которая помогает переварить все эти блюда.

— Тебе не нравится эта еда?

— Я объелся как поросенок. Она великолепна.

— Ладно. Хорошо. — Бернс закурил и выпустил большой клуб дыма, искоса поглядывая сквозь него на Палмера. — Послушай, Вуди. Я изо всех сил стараюсь разрядить напряжение.

Обычно мне это прекрасно удается. Несколько дней назад я поклялся повесить тебя за твои зубные коронки. Но ты выбил подставку из-под меня, Джо Лумиса и всего этого идиотского плана. Теперь наша обязанность найти пути встречи умов. В конце концов, я так долго не пускал в ход эти магнитофонные записи, что дал тебе возможность проделать свой фокус с немцем. Так что прими меня. Поговори со мной. Скажи, как ты меня любишь.

Палмер покачал головой.

— Мы гораздо лучше сработаемся, если не будем друг другу лгать. Мне с тобой трудно, потому что я не верю тебе. А тебе трудно со мной, потому что ты не любишь людей, способных перехитрить тебя, хотя бы раз.

— Нет, не так. Я ненавижу проигравших, старина. И я охотнее всего работаю на победителей.

— Это, по-моему, похоже на правду. — Палмер принялся за следующий шарик жареного рубленого мяса. — До этих пор я могу верить тебе… и разрешить занять сторону победителя.

Улыбка Бернса вышла кривой.

— О какой битве мы говорим? Билль об отделениях в Олбани, или же борьба за контроль над ЮБТК?

— Разве она еще продолжается? — спросил Палмер с насмешливой наивностью.

— О ней вообще никто еще не объявлял.

— Мне кажется, — задумчиво сказал Палмер, — что у Лумиса к завтрашнему дню руки будут связаны своими собственными недовольными акционерами. Как только Вашингтон начнет задавать вопросы, какой-нибудь комитетик постарается выпихнуть Лумиса из Джет-Тех.

Бернс кивнул:

— Об этом я тоже думал.

— И в этом причина нашего праздника любви.

Бернс повернул руки ладонями вверх.

— Если ты столько знаешь о том, как работает мой мозг, почему же ты все еще не можешь мне доверять?

— Потому что я человек, Мак. В одно прекрасное время я могу поскользнуться. И тогда ты предашь меня. Снова. — Желтовато-карие глаза Бернса широко открылись.

— Чудесный друг. Как я узнаю, что ты не предал меня?

— Ты не предавай.

Бернс подумал, потом поднялся и пошел в гостиную. Вскоре он возвратился с пятью плоскими коробочками магнитофонной ленты.

— Здесь все, — сказал он. — Я хочу сказать, что это — оригинальная лента, а не переписанная. У меня больше не осталось ни одного сантиметра записей. Ты веришь мне?

Палмер взял коробку и подержал, как бы взвешивая их.

— Очень трогательный жест, Мак.

— Я так и рассчитал. Теперь ты веришь мне?

— Считая, что Вирджиния Клэри переходит на другую сторону и эти ленты в конечном счете не стоят ломаного гроша, — сказал Палмер, — то да, верю.

Бернс медленно опустился на стул и уставился на Палмера:

— Это

уж слишком, детка. Когда она сказала тебе об этом? Сегодня вечером?

— Да.

— И обесценила мой широкий жест.

— Очень грустно. — Палмер принялся за драчену. — Таким образом, Мак, теперь мы оба знаем степень нашего обоюдного доверия. Это холодный нью-йоркский стиль. Если хочешь на этом остановиться, давай работать.

Глава шестьдесят пятая

Нерешенные вопросы. Палмер скривил губы и зажмурился: от яркого света люминесцентных ламп перед глазами пошли темные круги.

Вскоре он открыл глаза и перечитал лежащие на письменном столе заметки, проверяя, не осталось ли нерешенных вопросов в планах, которые они с Бернсом составили сегодня вечером.

Взглянув на часы, он увидел, что уже около четырех ночи. Надо немного поспать, понял он, чтобы чувствовать уверенность, что к концу наступающего дня на все нерешенные вопросы будут найдены правильные ответы.

Вздохнув, Палмер потянулся к телефону и набрал номер конторы Бернса. Ответила женщина, неохотно растягивая слова: Атертон, Крэги энд Мун.

— Мак Бернс там?

Ее голос стал более отчетливым:

— Чем могу быть полезна?

— Это мистер Палмер. Дайте мне мистера Бернса.

— Сию минуту, мистер Палмер. — Она сделала такое ударение на его имени, что Палмер почти увидел Бернса в той же комнате, стремительно ринувшегося к телефону.

— Ты еще не ложился, дорогой?

— Очевидно, ты тоже держишь свой штат на ногах. Или же это сверхпрограммное развлечение?

— Исключительно деловые отношения. Карикатура закончена. Копия закончена. У нас нет времени…— Бернс резко закашлялся.-

…Нет времени сделать линотип, поэтому мы размножаем на печатающем устройстве счетной машины. Один парень из отдела искусств оформляет экземпляр для распространения.

— Давай послушаем копию, Мак.

— Угу. — Раздалось смущенное бормотание на заднем плане. — Не это дерьмо, — фыркнул Бернс. — Исправленный вариант, который… Джимми. О'кей. Вуди?

— Начинай.

— Ладно, заголовок, м-м, где он… «Социалистические банки высасывают из вас последние капли крови». Просто великолепно, а?

— Господи, — пробормотал Палмер. — Не обращай внимания, продолжай.

— О'кей, Потом под этим — большая карикатура. Огромный, жирный, грязный банк, надпись: «Сберегательный банк», на крыше флаг с серпом и молотом. От насоса отходит шланг. Человек, похожий на сенатора — сюртук и галстук-шнурок, — качает насос. Человек обозначен: «Государственное законодательство». От насоса шланг идет к огромной медицинской игле, воткнутой в руку маленького высохшего Джона К. В общем, шмендрик из народа. Несколько капель крови упало с иглы. Он выглядит побитым. Карманы вывернуты наизнанку. Обычная кукурузная дешевка. А вокруг банка штриховка, показывающая, что с каждой секундой он становится все толще. Тебе нравится?