Банкир
Шрифт:
— …Так вот что произошло на той неделе в радиостудии, — рассказывал Оуги Принс. — Мы решили разыграть этого радиосплетника так, чтобы он на всю жизнь запомнил. Ясно? И вот к полуночи мы привели девчонку в студию, как раз ко времени, когда…
Палмер кивнул Конну и равнодушно позволил Бернсу отвести себя к бару в углу комнаты, где тот широким жестом указал на целую батарею самых дорогих вин.
— Что будешь пить, Вуди?
Палмер отрицательно покачал головой: — Друзья за моим столом перестарались. Теперь я — пас.
— Ну, хоть чего-нибудь тебе плеснуть? Может, содовой?
— Лучше имбирного пива.
— …так вот, мы только ждали,
Конн слегка повернулся к Оуги Принсу. Его прожорливые глаза на минуту оставили в покое страницы книги, которую он перелистывал, и скосились в сторону Принса, чтобы проглотить анекдот. Калхэйн, почувствовав на себе тяжесть этого жадного взгляда, повернулся и подмигнул Конну.
Бернс упорно совал в руку Палмеру массивный бокал:— Слушай, я еще не встречал банкира, который отказывается пить!
— Возможно, — согласился Палмер.
— …и поработала же она, — продолжал Оуги Принс. — Все было рассчитано тютелька в тютельку. Ему еще 40 секунд оставалось читать, когда… ух! Ты бы слышал, как у него звучали последние строчки бюллетеня. Прямо в эфир! Мы так ржали, что чуть не прозевали конец передачи. Тут мы подхватили девку и мигом выкатились из студии, прежде чем начался следующий репортаж… Умора, да и только! — От смеха объемистые легкие Калхэйна еще более раздули его широченную грудь. Но вместо оглушительного рева Палмер, к своему великому удивлению, услышал лишь тихий и сдержанный смешок.
— Слушай, Оуги, — сказал Калхэйн, — может, стоит такой же номер отчебучить кое с кем из ораторов во время банкета?
Слух Палмера резануло визгливое кудахтанье Принса.
— Знаешь, я бы не рискнул, Вик, — ответил он, отдуваясь. — А парень так зол на меня за это, что я бегаю от него всю неделю.
— Он, что, хочет тебя вздуть, да?
— Да нет, он просто хочет узнать имя той девчонки, — сказал Принс, — а я ему не говорю.
Палмер поморщился от оглушительного хохота, потрясшего стены. Стоящий рядом с ним Бернс самозабвенно завывал от восторга. Резкие и пронзительные смешки Конна напоминали тявканье маленького, но задиристого пса и перекрывали восторженные взвизгивания Принса. Солидным фоном для этого восторженного ансамбля служил размеренный рокот Калхэйна, напоминающий гул большого барабана.
— Оуги, — начал было Эл Конн, — если б ты только…
— Ну нет, и ты, дружок, не узнаешь ее имени! — выкрикнул Принс.
Палмер воспользовался минутой нового пароксизма хохота, пересек комнату и уселся в кресло прямо против Калхэйна. Эффект был такой, как если бы в комнату вошел проповедник или супруга одного из присутствующих. Воцарилось напряженное молчание, и Палмеру вдруг пришло в голову, что когда попадаешь в среду малознакомой тебе тесной компании, то получаешь определенные преимущества и обретаешь нечто вроде права вето.
Все
— А я вот что скажу, — назидательно проговорил он, — покуда мы еще не утратили способности смеяться, жизнь чего-нибудь да стоит!
Теперь Бернс, как хозяин дома, взял на себя инициативу руководить дальнейшим развитием действия и перешел ко второму акту этого спектакля.
— Итак, весельчаки, — сказал он, — напоминаю вам, что до открытия следующей сессии законодательного собрания в Олбани осталось ровно полтора месяца.
— Ой-ой, беда! — простонал Калхэйн, с комической беспомощностью воздев к небесам свои огромные ручищи.
— Мак прав, — глубокомысленно заявил Конн. — Нам не избежать схватки, так или иначе придется разрубить этот узел: или даешь рыбу, или сматывай удочки!
Палмер с любопытством посмотрел на этого человека с алчными глазами. Не всякий сможет в одной фразе перемешать две метафоры и заключить их еще третьей — абсолютно не к месту.
— Насколько мне известно, — начал Палмер, — во-первых…
— Оуги, дорогуша, — перебил его Бернс, обернувшись к Принсу: — Ты ведь, кажется, куда-то спешил?
Принс сразу вскочил со своего места. Его мгновенная реакция подтвердила догадку Палмера, что репортер только и ждал этого сигнала.
— Да, да, сегодня же четверг, Мэкки, — торопливо проговорил Принс, направляясь к двери, — и у меня чертова куча всяких дел, я пошел.
— Ладно. — Бернс взял репортера за локоть, и они оба скрылись в вестибюле. Вскоре Палмер услышал, что они заговорили в несколько повышенном тоне, не то что ссорились, а просто, видимо, в чем-то не сошлись мнением. Палмер встал и подошел к бару, будто для того, чтобы добавить льду в свой бокал. Отсюда он мог видеть оживление жестикулирующего Бернса; он держал в руке большой черный бумажник. В конце концов Бернс пожал плечами, вынул ассигнацию и отдал Принсу, который спрятал ее в свой бумажник, почти такой же формы, как у Бернса. Палмер добавил еще кубик льда себе в бокал и вернулся на место.
— Насколько я могу судить, — начал он снова, — первое, что нам надо сделать…
Калхэйн медленно покачал головой, улыбнулся Палмеру и несколько раз поднял и опустил свои мохнатые брови.
Дверь в прихожую закрылась, и Бернс вернулся в гостиную, пряча на ходу бумажник во внутренний карман.
— Все на один лад, — пробормотал он, усаживаясь рядом с Палмером и кладя руку ему на колено. — Нельзя им доверять.
— Даже если они у вас на содержании? — спросил его Палмер.
Молчание нарушил громкий лающий смех Конна.
— Ждем от тебя ответа, милый Мэкки, — сказал он.
Бернс ухмыльнулся с притворным простодушием и столь же притворным огорчением. Его узкие ноздри при этом раздулись. — Для меня, — протяжно заговорил он, — нет более презренной профессии, чем профессия газетчика. Среди них, возможно, найдется несколько честных людей. Но знайте, дитя мое, вы и пары слов не успеете сказать о продажности политиков, полицейских или бизнесменов, как у газетчиков уже готова целая книга.
— Странно слышать это от человека, который занимается рекламой и прессой, — заметил Палмер. — Вы хотите сказать, что большинство из них продажны? Или что вы сами подкупили большинство из них?