Банкир
Шрифт:
— Персик, — заорал он, — если ты будешь так поздно ложиться спать, то в твоем грандиозном развитии наступит заминка! Спокойной ночи, куколка! — Он повесил трубку.
— Ну-у, Вик, — недовольно протянул Бернс, — я уж совсем было настроил ее…
— Завтра у нас деловой день, — пророкотал Калхэйн, возвышаясь над ним. — Мне, брат, время сматываться. Как насчет ленча?
Бернс вытянулся в тщетной попытке выглядеть хоть немного посолидней рядом с этим великаном. — Ладно, ступай, поцелуй жену в лобик.
Он наблюдал, как Калхэйн с неожиданной грацией двинулся к двери. —
— Идет.
Калхэйн обернулся к Палмеру:— Вам тоже пора сматываться, Вуди. Не вздумайте отведывать его десятитонные деликатесы. Будьте здоровы. — Дверь бесшумно закрылась.
Бернс набрал два-одиннадцать:— Диспетчера, пожалуйста. — Он подождал, затем назвал диспетчеру какой-то номер и опять стал ждать, внимательно разглядывая свои ногти:— Тимми? Он спускается, заводи машину. Спокойной ночи.
— Шофер Калхэйна? — спросил Палмер.
Бернс кивнул. — А тебе по вкусу солидные дамочки? — спросил он. — Или ты не пробовал?
— Давно не имел с ними дела, — ответил Палмер.
— Прекрасное ощущение, дружище. Понимаешь, есть что пощупать.
— Возможно, — сказал Палмер. Он медленно поднялся, морщась от колющей боли в коленях. — Такси, наверно, сейчас не достать?
— Какое еще такси? — удивился Бернс. — Мой шофер довезет тебя.
Палмер взглянул на часы: — Нечего беспокоить его в такое позднее время, он уже спит.
— Мой шофер ложится спать вместе со мной, — заявил Бернс и бессмысленно захихикал, поглядывая на полуопорожненные бокалы. Он грузно плюхнулся в кресло, икнул и некоторое время сидел, уставясь на галстук Палмера. Потом перевел взгляд на его лицо. — Эй, дружище! — проговорил он наконец.
— И вам и вашему шоферу уже пора спать, — сказал Палмер.
Бернс медленно покачал головой.
— Скажи-ка мне, лапа, что думает твоя супруга, когда ты возвращаешься домой под утро?
Палмер некоторое время постоял в нерешительности, не зная, стоит ли отвечать или лучше попрощаться и уйти. Сам того не ожидая, он услышал, что отвечает: — Понятия не имею. Она уже спит, когда я прихожу.
— Никогда не ждет тебя?
— Нет. Разве только если я сообщу, что рано вернусь.
Бернс усмехнулся:
— И наутро не подвергает тебя допросу с пристрастием?
— Нет.
— Неужели не случается, чтоб она спросила, какого черта и где ты шатался до рассвета?
— Нет, насколько я помню.
Бернс вздохнул.
— Ах, прелесть моя, — протянул он нараспев, выговаривая слова немного в нос. — Ловко же ты устроился.
— Что значит устроился? — Палмер с удивлением обнаружил, что снова сидит в кресле.
— У него жена, которая ни в чем его не подозревает, а он еще спрашивает, что значит ловко устроился.
— Она просто привыкла к особым условиям моей работы, вот и все, — пояснил Палмер. — У меня всегда было множество деловых встреч.
— Вудс Палмер-младший, — нараспев произнес Бернс, — неужели вы и впрямь такой простак, каким прикидываетесь? Палмер сидел некоторое время молча. — Если я правильно понял вас, — медленно произнес он, — а выразились вы достаточно ясно, вы считаете, что
— Вот именно, — подтвердил Бернс. — И чтобы шито-крыто. В нашем городе не найдется ни одного женатого человека, который не мечтал бы о такой вот нелюбознательной жене. Скажи, детка, как случилось, что ты не воспользовался этой возможностью? Ни одного адюльтерчика?
Палмер легонько усмехнулся, откинувшись на спинку кресла. Самое время сказать «спокойной ночи» и уйти. Именно теперь.
— Могу сказать, — услышал он собственный голос. — Мне такая мысль и в голову не приходила.
— Никогда не поверю.
— Я даже не знал бы, с чего начать.
— Ты меня не дурачь.
— Ладно, хватит, — произнес Палмер, вставая.
— Послушай, все это разговорчики в пользу бедных, — заявил Бернс. — Вуди, перед тобой дядюшка Мак, и он понимает, что к чему. По твоим глазам я все вижу, меня не обманешь. Я заметил, как ты оглядываешь девочек с ног до головы. Не знаю, зачем тебе отпираться, дружище, бьюсь об заклад, ты отлично знаешь, с чего начать.
Палмер снова сел, взял первый попавшийся бокал виски, наполовину опорожненный, и сделал неторопливый глоток. Он успокаивал себя тем, что, во-первых, намек Бернса — это лишь выстрел наугад, который случайно попал в цель. Бернс просто не способен к такой наблюдательности. Да и когда ему было наблюдать. Но тут же он понял, что ему нечем крыть. Молчание — вот единственное его оружие. Правда, он не всегда умел им пользоваться. Молчание было оружием отца.
— Никаких комментариев? — немного выждав, спросил Бернс. — Ну и не нужно. — Он вздохнул, затем, крякнув, потянулся к Палмеру и похлопал его по колену. — Я знаю, Вуди, знаю обо всем, — сказал он. — Но, деточка, это вовсе не должно вас огорчать. Тут нет ничего дурного. Это лишь признак того, что вы живой человек, вот и все. Наилучший признак.
Палмер слегка поежился. Он чувствовал, что его губы беззвучно шевелятся. Он смочил рот глотком виски. — Со мной все в порядке, — сказал он медленно и очень тихо. — Покуда я держу себя в руках. — Эти слова звенели в его голове еще долго, после того как он умолк. Он понял, что сознание у него начинает уже раздваиваться — обычное следствие того, что он основательно выпил. Он снова мог видеть себя со стороны сидящим в кресле, слышать, что сам говорит, и ему стало неловко за то, что он сделал такое признание. Но в то же время ему было решительно наплевать.
— Очень странно, — пробормотал он.
— А знаешь, что случается, когда захлопнешь предохранительный клапан? А? Котел взрывается, вот что бывает. Я, конечно, готов признать, что самообладание — великая вещь, однако в слишком больших дозах и оно вредно. А? — сказал Бернс.
— Со мной все в порядке, — услышал Палмер, что повторяет вновь то же самое. — До тех пор, пока я держу себя под контролем. И баста!
Бернс сокрушенно покачал головой: — Вы, банкиры, вы, обитатели Среднего Запада! Не знаю, в чем причина, но у всех у вас непорядок с сексом. Вместо того чтобы заставить его работать на вас, он сам крутит вами как хочет.