Банкир
Шрифт:
В закутке своём, как и в те далёкие годы, позади стопок книг на столе, сидела Нина Евсеевна. Совсем скукоженная и седая, давно, видно, переставшая красить волосы… Он поздоровался и вышел, не стал напоминать о себе и постеснялся спросить, почему именно ему она рекомендовала книжку «Плато доктора Черкасова». Ответ, впрочем, он знал: она многим рекомендовала многое, скорее всего, без всякого разбора, заученными словами повторяя одно и то же за годом год. Для мальчиков про «Страну багровых туч» Стругацких, про «Остров сокровищ», про Жюля Верна; девочкам тоже, конечно, предназначались свои, особо читаемые книжки.
Как бы то ни было, но книжка эта сделала своё дело и привела его сначала в Горный,
Защитил он её не так чтобы и быстро для выпускника одной из лучших в стране математических спецшкол: лишь в двадцать восемь лет, то есть в 1988 году. Но то ли ещё ждало впереди…
Горбачёвский, а затем Ельцинский маховик раскручивался уже с запредельной скоростью, успев – ещё до распада СССР – бросить Алексея и в Канаду, где он познакомился со своим будущим партнёром по бизнесу Эдвардсом, и в Москву, где он сошёлся с Серёгой Климуком, работавшим в крупном советском банке. Банк погиб вместе с Советским Союзом, но они с Климуком успели основать новый, коммерческий «Ямал-банк».
Всё шло, казалось, по нотам, словно, и впрямь, Алексей внял советам отца и стал композитором. Канадский партнёр Берт Эдвардс нашёл инвестиции, Сергей Климук знал, как работают банки, а Антонов понимал, как залегают нефтяные и газовые поля, то есть не дал бы себя обмануть разноцветными картами, которыми многие в этой отрасли дурят друг друга, особенно на Западе.
Всё шло неплохо до конца девяностых, когда в рынок поверили в России все и стали уже бороться не с частной собственностью, а, наоборот, рвать друг у друга месторождения углеводородов с такой силой, что над страной, казалось, стоял треск раздираемых географических карт.
Тут-то, в конце девяностых, Антонов и принял, быть может, главное в своей жизни решение: уходить из нефтегазового бизнеса. И убедил в своей правоте партнёра, Климука. Но уходить нужно было не с пустыми руками, а вытащив весь капитал «Ямал-банка», а заодно и всю остальную собственность, сколько её ни прилипнет. Таким образом ему удалось «Ямал-банк» довольно плавно превратить в московский «СвязьИнвестБанк».
Отдельной баталией стал раздел по суду с канадским партнёром Эдвардсом, что длилось довольно долго. Одновременно Антонов отделился от Климука, так что теперь уже не было сомнений, где чья собственность. С Климуком, кстати, они по-прежнему остались союзниками. И пусть «Ямал-банк» одно время входил в первую двадцатку российских фирм, а «СвязьИнвестБанк» со всеми прочими активами Антонова – всего лишь в первую сотню, зато всё это теперь было – исключительно его и ничьё иное.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Паша Вершинин, как и Антонов, был ленинградцем, в Москву переехал уже взрослым человеком.
Познакомился он с Антоновым в 1981 году на ленинградской городской конференции комсомола. По первому образованию Павел был переводчик с английского, отнюдь не следователь. Учился на филфаке, немного активничал в комсомоле – был однажды избран в курсовое бюро, но чем дальше, тем больше подрабатывал в «Интуристе». Ещё в школьные годы выменял у американца на бутылку водки первый блок «Мальборо», потом пошло по нарастающей: виски, джинсы, дублёнки, вообще, всё, что продавалось в «Берёзках». Короче, он был фарцовщиком и к концу учёбы в Университете имел уже проблемы с органами; он был уверен, что хорошего распределения ему не видать и что комсомол в этом – ну никак не поможет. Хорошим распределением у них на филфаке считалась работа за границей, и Павел был прав: за границу его, действительно, не пустили, визу не открыли. И ничем комсомол ему, действительно, не помог, может, потому, что он сам не хотел просить комсомол о помощи.
На то городское собрание – а это был высший его «взлёт» в комсомоле – он пошёл с неохотой и в зале сидел с невыносимой напряжённостью,
Такие же как он, Вершинин, сопливые мальчишки, девчонки выходили к микрофону и что-то бубнили по бумажкам. От чувства, что он сюда проник незаконно, контрабандой, что ли, у Вершинина даже шумело в ушах, он едва понимал, о чём идёт речь. Никто его не предупреждал о том, что здесь будет происходить, что он должен делать, он даже делегацию «своих», факультетских, в зале не нашёл. Возможно, тут и все играли по наитию, но это была не его игра. И, когда в перерыве народ начал толпиться возле стола президиума – там готовили какие-то выборные списки, что ли, формировали новые комсомольские органы – он плюнул на это и пошёл к выходу. В вестибюле тусклый свет ленинградского зимнего дня, сочащийся сквозь большие окна, отрезвил его, и он решил после перерыва в зал не возвращаться. Покрутился ещё по Дворцу молодёжи и спустился в гардероб, а по другой лестнице туда же вошёл белобрысый невысокий паренёк, в котором Павел сразу почувствовал нечто похожее на себя. Они встретились возле гардеробной стойки.
– Что, коллега, не выдержали действа? – спросил Павел и заметил, что паренёк дёрнулся, точно его обидело, что не он к кому-то обратился, а к нему первому подошли с вопросом.
– В смысле? Что вы имеете в виду? – спросил паренёк не без высокомерия.
– Я имею в виду: вам, как и мне, стало скучно на этом собрании, уйти захотелось?
– Нет, я просто в институт спешу. Я в Горном учусь…
Они говорили с паузами, вызванными тем, что нужно было отдать номерки и получить одежду, надеть её. Сославшись на свой Горный, паренёк, видимо, счёл разговор законченным, хотя Павел понял, что углубление знакомства именно теперь и стало неизбежным.
– У меня в Горном есть хорошие друзья… А на каком вы факультете? – спросил он и протянул руку: – Павел, филфак Университета.
– Алексей, – представился паренёк, и они вместе вышли в этот серый зимний день.
Перейдя по мосту Карповку, поравнялись с популярным в те годы баром в угловом полукруглом здании песчано-жёлтого цвета: налево – коктейль-холл, направо – пивной зал. К тому времени они уже были на «ты», и Павел предложил естественное:
– Не выпить ли нам по кружке пива?
– Это исключено, – ответил Лёша и так долго шёл в молчании, что Павел несколько фраз почти уже произнёс, потом передумал. Никак не мог подобрать нужную.
– Я предпочитаю «Петрополь», – пояснил вдруг Лёша, чем несказанно удивил Павла:
– Так ведь это наш, «филфаковский» бар, я как раз туда и еду… И не видел там тебя, да и из Горного тоже никого…
– Я тебя тоже там не видел, – усмехнулся Лёша, а потом добавил, что тоже сможет туда приехать, но на два часа позже.
«Приедет или нет?» – гадал в тот день Павел, растягивая пиво в ожидании то ли этого нового знакомца, то ли знакомых старых… А через два часа увидел в дверях бара именно смущённое лицо этого нового своего приятеля Лёши Антонова…