Банкир
Шрифт:
У себя дома он усадил ребят комфортно на диван и перешёл к главному:
– То, что дочери нужна животинка, это всё правда, но хочу спросить вас вот о чём. – Он показал удостоверение полковника Следственного комитета, назвал свою должность. – Нас интересует роль «СвязьИнвестБанка» как спонсора «БАНО ЭКО». Скажите мне всё, что вы об этом знаете. Пока подумайте, а я заварю кофе…
И он вышел в кухню… Как и следовало ожидать, ребята вообще ничего не знали о спонсорах, они были единичками для пикетов. Хотя Катя имела высшее образование биолога, Игорь назвал себя фармацевтом. Но были ли они жених и невеста или просто дружили, Вершинин пока не
И вдруг – как будто почувствовала! – позвонила сама Ирина. Да с такой истерикой: маму кладут в больницу, Ксения – второклассница и не может быть дома одна, пока Ирина на работе, у неё нет денег, в общем, она не знает, что делать…
– Хорошо, я приеду, – сказал Вершинин, выходя с мобильником в кухню. – Хотя пока я занят. Слушай, деньги на карту могу перекинуть прямо сейчас, договорились?
Пока он с ней выяснял отношения, ребята тоже определились. Вышел из кухни, а они в прихожей одеваются.
– Павел Иваныч, нам пора! – объявил Игорь, а Катя смягчила:
– Мы поедем, дядя Паша, – так уже он приучил её называть себя. – Вы нам звоните в любое время…
– Да куда вы поедете? Я отвезу.
– Нет-нет. У вас свои проблемы, у нас – свои.
– Ну что же. Может, благодаря мне, поженитесь, – не без злобы пошутил он, выпроваживая эту парочку.
Опять позвонила Ирина…
То, что у её матери проблемы со здоровьем, новостью не было: уже давно Ирина сказала ему, что у её матери та болезнь, о которой врачи сообщают лишь близким родственникам. Таким образом, Павел Иванович как бы имел статус близкого родственника Ирины – но ему ведь не статус был нужен, а сын, Вершинин-младший…
Она приехала к нему вечером, и были слёзы, а потом горячие объятия… Горячие, но почему-то мрачные чувства, которые он не сдерживал во время близости с ней, и они накрывали будто чёрной волной.
…Неужели он стал закоренелым холостяком? И настолько не доверяет бабам, что ни одной уже никогда не скажет, что готов для неё на всё? Когда-то он сказал это своей первой жене Маше и в первый и последний раз стал отцом.
Их с Машей расставание совпало с девятым валом ельцинского правления, и от воспоминаний о тех временах теперь делалось не по себе. Ранее человек нецерковный, Вершинин тогда начал ходить в синагогу – и всякий раз с похмелья. Маша уговаривала его эмигрировать в Израиль к её родственникам; но, между прочим, сама так и не уехала. Вершинин много пил тогда: даже время толкало к этому. Вторая чеченская война, бандитские перестрелки в центре Москвы и, наконец, автокатастрофа, после которой он долго лежал в гипсе. Он-то знал, что катастрофа была не случайной, и ему не сетовать бы надо, что он до сих пор ходит всего лишь в полковниках, а благодарить Бога, что вообще остался жив.
…Всё это сегодня пронеслось в памяти живо как никогда… Потом наступило расслабление, замедление – и у Ирины тоже. Сидя голый в постели, он просматривал в телефоне неотвеченные вызовы и увидел на дисплее мобильника имя Маши – первой жены. Поистине, женщины – ясновидящие! Недолго думая, нажал на вызов.
– Что, дорогая? Давно не слышал тебя…
Оказывается, с ним хочет встретиться его дочь Дарья – таково было сообщение бывшей супруги.
– А у дочери что, у самой языка нет? – вспылил Павел и тут же дал отбой, нашёл номер дочери.
– Здравствуй, Даша. Что у тебя за проблемы?
– Проблем
– Хорошо. Назначай время, место.
Разговор с дочерью, конечно, нельзя вести голым и в присутствии любовницы, потому Павел Иванович попросил у Даши разрешения перезвонить ей позже.
Ирина сделала уборку в квартире – за это время он сходил в магазин; потом сварила ему суп. Потом, поздно вечером, был ещё один разговор с дочерью по телефону…
Поставив будильник на шесть, засыпая, он думал о тех бесчисленных женских проблемах, которые, кажется, сам на себя и обрушил. Воскресенье получилось семейным – дальше некуда. Вспомнил Катю-зоозащитницу в её грязненькой белой курточке и с простудой на губе…
Но какая фигура! Когда она сняла эту куртку у него в квартире, он сомлел словно юноша.
Вот почему он неудачник: отвлекается на женщин! А нужно ведь на работе, на работе сосредотачиваться, на одних только мошенниках и лохах, причём не простых мошенниках, а вредящих интересам нашего, правильного бизнеса!
ГЛАВА ПЯТАЯ
После пятидесяти лет Антонов начал испытывать одно непривычное чувство.
Это не было головокружением, скорее, он назвал бы это телокружением: ему иногда казалось, что под ногами его поворачивается и покачивается земля.
Очень медленно – а, может быть, наоборот, невероятно быстро – земля неслась куда-то, при этом слегка – именно чуть-чуть! – вращаясь и подрагивая.
Горделивое такое чувство; чуть ли не в том духе, что под ним крутится земля.
Разумеется, тут было влияние повышенного артериального давления; он знал, что сказывается возраст. Но возникало-то это чувство в момент принятия решений…
Может, он, Антонов, чувствовал в такие мгновения Божью волю? А коли так, без разницы, отчего это: от самомнения или от повышенного давления. Главное, ощущение было реальным и даже, кажется, передавалось другим людям.
Вообще говоря, он обязан был чувствовать нечто подобное. Управляя крупным банком, ты не можешь быть тем же мямлей, каким был в двадцать лет, когда не руководил ничем; ты обязан хотя бы играть роль уверенного в себе и принимающего важные решения человека, если уж не можешь быть им на самом деле.
Головной офис «СвязьИнвестБанка» находился в одном из малых строений «Москва-сити». Это было всего лишь десятиэтажное здание; зато оно целиком принадлежало банку, а архитекторы сделали его неким передовым горным отрогом или ступенькой подъема от реки к основным вершинам «Москва-сити».
В проекции на земную плоскость здание представляло собой каплю или головастика, чей хвост уходил в недра квартала, а кругляш головы рассекал пространство. Отделка – сплошь чёрно-синее непрозрачное стекло; но, надо сказать, имелось у здания ещё одно сходство, которое Антонов заметил сразу, а потом долго ждал: кто же ещё увидит и припечатает? Ибо сбоку строение напоминало большой электрический кофейник, стоящий носиком назад. А от кофейника, как известно, один шаг до чайника…
Впрочем, на кофейники похожи и носы морских кораблей, так что преувеличивать смешные черты своего здания не нужно… И сам Антонов называл их банк «головастиком»; кличка прижилась: вроде бы, так говорили уже и рядовые сотрудники.