Банкир
Шрифт:
На это ответить было нечего и Валентин покинул кабинет депутата признаться, в изрядном смятении и сомнении души.
По парадной, торжественной лестнице спустился вниз. На улице передохнул и в банк "Паук" не вернулся - поехал домой, поскольку требовалось проверить состояние духа и тела своего двойника.
...К счастью, тело поэта оказалось вне угрозы для существования, а про боевой дух уж и говорить было нечего. Мало того, что он был горд полученным боевым ранением, так ещё и стихи сочинил по этому случаю. Сидел на веранде на своей постели и, подвывая,
И в небесах гремел Зевес.
Аккорд могучий рвал железо И море рвалось до небес!
Алла неуверенно заметила, что "Зевес" вместо "Зевса" было бы грамотней, на что поэт возразил высокомерно.
– Пушкин, которому вы по рабски поклянетесь, написал: "Гремит музЫка полковая!" МузЫка, а не МУзыка, ударение не там. Вместо "дубрав", писал "дубров".И никто ему сто пятьдесят лет замечаний в грамотности не делает. Когда я научу вас мыслить системой поэтических образов, вы будете легко отличать поэта от стихоплета.
Валентин своего мнения о стихах Ленского не высказывал, хотя в душе усомнился в точности очевидных фактов. Ну, положим "перестрелку" с некоторой натяжкой можно было назвать страшной и беспощадной. Но откуда взялось море и Зевес? Что правильно, то правильно - звук автоматной очереди в корпус автомобиля можно было определить, как "аккорд, рвущий железо".
Но любовь Валентина к поэзии не распространялась далее Пушкина, Блока, Есенина, Рубцова, и он откровенно признавал - "в поэзии, особенно поэзии своего времени - не смыслю ни шиша."
Ближе к вечеру позвонила из Риги Эрна и весело сообщила, что у неё объявился коммивояжер из Москвы и предложил на выгодных условиях перекупить долю банка "Балтия Транс" в "Пауке"
– Ну, а ты что?
– обмирая спросил Валентин.
– А я его расколола!
– Как?
– Да очень просто! Разведка выявила, что он от московского банка "Сигма - МД", а мы прекрасно знаем, что эти уголовники на ладан дышат и со дня на день им крышка! По делу их необеспеченных подложных векселей прокуратура Швейцарии уже завела дело!
– Провинция всегда знает больше, чем столица.
Эрна захохотала.
– Мы не провинция, а цивилизованное западно-европейское государство, в отличие от вас, дикарей! Валя, я тебя хочу! Когда ты приедешь к янтарным берегам?
– Осенью...
– Торопись, Валя, ведь у меня часы уже тикают! Последние годы пошли моих женских радостей!
– Ты ещё долго протянешь, не лукавь.
– Тебя Алла останавливает? То есть её присутствие? Она славная женщина, Валя, но ведь судьба шлюхи у неё на лбу написана! Это не то, Валя, не твоё будущее. Было бы что иное, я бы с тобой так не позволила себе говорить.
Валентин засмеялся:
– Эрна, милая, а ты, прости, сама - не шлюха?
– Да конечно, шлюха! Но я ни на что иное и не претендую!
– и резко сменила сексуальную тему на деловую.
– Валя, ваш Президент когда-нибудь подпишет закон гарантирующий права и защиту вкладов клиента?
–
– Дай то бог. Приезжай на праздник Лиго Яна. Поедем в деревню и увидишь его в натуральном виде а не театральном.
– Двадцать второго июня? Может быть....
– Позванивай и будь здоров.
– Тебе того же.
Он положил трубку и почувствовал, чтоб будто бы оторвался от всё ещё не увядающего тела Эрны. Лирический секс за эти годы переплавился в спортивный, а теперь и в деловой. И как бы в дальнейшем не сложились отношения с Аллой, от Эрны ему не уйти до конца дней своих.
Хорошо мусульманам - у них Корна и он разрешает правоверному иметь несколько жен. А каково нам, если запутался между двух? Про трех уж и говорить нечего.
глава 7. Похищение заложника Флин понял не сразу , почему он внезапно проснулся посреди ночи. Было тихо, в открытое окно светила луна и слышно было, как лают, подавая друг другу сторожевые сигналы поселковые собаки. Потом Флин понял причину своего внезапного пробуждения - Маугли своим товарищам не отвечал, что было явлением странным - аудио связь пес поддерживал со своими друзьями постоянно.
Флин натянул джинсы, накинул на плечи куртку и вышел на крыльцо. Окликнул Маугли, но пес не отозвался. И на дворе его не было видно. Флин ещё раз позвал, потом посвистел, но призывы результатов не дали. Флин прикинул, что период "собачьих свадеб" уже миновал и вряд ли Маугли удрал за какой-нибудь дамой при течке.
Он вернулся в дом, достал из ящика тумбочки возле постели парабеллум, сунул его за пояс, в сенях прихватил фонарь и вернулся на двор.
На очередной призыв Маугли снова не появился.
Флин обошел двор и приметил, что ворота были прикрыты словно бы не полностью и это его сразу насторожило - такого не могло быть, он сам на каждую ночь проверял все запоры. Маугли он нашел у забора, в десяти шагах от ворот. Собака неподвижно лежала на боку и когда Флин тронул её рукой, то определил, что тело её теплое и, вроде бы, живое. Он наклонился к морде Маугли и уловил едва различимое поверхностное дыхание. Флин провел по густой шерсти пса рукой и тут же натолкнулся на какой-то штырь, торчащий между ребер Маугли. В свете фонаря он разглядел будто бы стрелу, пробившую и шерсть и шкуру собаки. Кончиками пальцев он уцепился за этот штырь и без труда выдернул его.
Предназначение этой стрелы Флин определил тут же - патрон представлял из себя ампулу с ядовитой начинкой - то ли усыпляющей животных, то ли убивающих. Его чаще всего выстреливали ловцы бродячих собак из духовых трубок - совершенно беззвучный и с дистанции метров десять очень точный выстрел.
Но пес кое-как дышал и оставались надежды на его оживление.
Флин плотно закрыл ворота и обошел ограду по периметру, ничего не обнаружив. Двери дома с тыла, "черный ход" на кухню оказались на запоре, все окна первого этажа (кроме его Флина, собственной спальни) казались на внутреннем запоре.