Банкир
Шрифт:
Так оно и оказалось. По извилистой лесной дороге они прокатились километров семь, БМВ немного оторвался, а затем влетел в вековую грязь по самые ступицы колес. Не остановился, но Рекалов "перегазовал" и БМВ поплыл "в натяг", с бешенным вращением ведущих колес.
Флин в грязь не полез. Остановился возле лужи, навертел на оружие глушитель и с первого выстрела расколол заднее стекло БМВ. Куда целился туда и попал - в правый угол стекла, чтоб не прострелить водителю затылок.
Рекалов вывалился из машины и метнулся в кусты. В руках его был черный кейс и зачехленное ружье - охотничье, судя по всему. Он проявил
Флин не торопился. Был убежден, что у Рекалова нет иного пути, как вернуться на трассу. И что коль скоро он побежал в определенном направлении, то через минуту выскочит на натоптанную тропинку, которая неминуемо, петляя и изгибаясь выведет его на вполне определенную опушку. А он, Флин, знал к этой точке встречи путь много короче.
Он поставил свою машину на охранную сигнализацию и пошел через лес чуть ускоренным шагом.
На расчетную точку он вышел минут через двадцать и присел на пенек, положив парабеллум на колени.
Еще минут через десять увидел мелькающую за деревьями фигуру Рекалова. Тот уже успел расчехлить свою двустволку и Флин даже разглядел тульская, курковая, шестнадцатого калибра, скорее всего.
Не шевелясь на своем пеньке, Флин пропустил Рекалова мимо себя шагов на десять и окликнул.
– Эй, Рекалов, куда торопимся?
Рекалов замер и выронил кейс Ружье повисло в руках и чтоб оно не было помехой в разговоре - Флин выстрелил под ноги Рекалова и тот понял команду - откинул оружие в строну и повернулся.
– Подойди поближе и сядь вон там.
– предложил Флин, махнув пистолетом на поваленное дерево.
Рекалов выполнил команду, сел, ощерил зубы:
– Убивать будешь?
– Не думаю.
– скучно сказал Флин.
– Ты ведь смыться хотел? Смывайся. Ты мне не нужен. Мне и смотреть на тебя противно. Миром разойдемся. После того, как ты честно ответишь на пару вопросов.
– Да ты и так уже всё знаешь!
– с вызовом выкрикнул Рекалов.
– Я должен всё знать ТОЧНО. Уговор такой. Первый раз соврешь - я тебе прострелю ступню. Второй раз - локоть. Третий... Ну, это уж куда попаду.
– Банкуй.
– с явным облегчением предложил Рекалов.
– На кого работал? Чьи заказы выполнял?
– С него ты уже ничего не спросишь. На Старого.
– Зачем уборщицу приказал пришибить?
– Концы обрубал, сам что ли не догадался.
– С вице президентом банка Дмитриевым контакты имел?
– Это ещё зачем? Мы только здоровались.
Флин лениво, но выразительно повертел в руке парабеллум и Рекалов выкрикнул.
– Хочешь на крови поклянусь, только сам на Старого выдавал то, что тот просил.
– И что ты ему выдавал?
– Ну, Валька уборщицы записывала все разговоры в кабинете Рагозина, а я их перекидывал на Старого. Вот и всё. Но кончилось, кончилось это дело! Старый сдох и всё, что записали - сгорело!
– Проверил?
– Конечно!
– Майю Харитонову собирался ликвидировать?
– Была такая задумка.
– проворчал Рекалов.
– Она меня в пивной в Подольске срисовала. С видеокамерой под сиськами. И со своим парнем. Да ещё там и Сенчин был. Я и понял, что погорел.
– Так почему ты её не убрал?
– Сперва времени не хватило.. А потом решил, что всё одно засветился.
– Последний вопрос. Ты с кем-нибудь из банка "Сигма - МД" контакты имел?
– Нет...
Ответ прозвучал неуверенно и Флин надавил.
– Рекалов, с простреленной ступней далеко не уйдешь.
– Не имел, Флин. Но дня три назад какой-то хмырь меня после работы встретил, в ресторан пригласил, сказал, что тоже охраной заведует и будто бы опытом предложил обменяться.
– А сам заведует охраной банка "Сигма"?
– Назвал какую-то фирму... Но я его после кабака отследил. В "Сигму" он пошел.
– Жаль мне тебя терять, Рекалов.
– опечаленно вздохнул Флин.
– Хорошо ты нес службу. За сколько тебя купил Старый? Хотя можешь и не отвечать на этот вопрос.
– Отвечу, чего уж там. Он пообещал меня поставить начальником охраны его дома.
– Всего то? Не ври - Дом под Парижем.
– Это меняет дело.
– согласился Флин.
– Толковый соблазн, я тебя понимаю. Кто-нибудь из нашей охраны в делах твоих участвовал? Был знаком со Старым?
– Что я - дурак? Один дела вертел.
Флин поднялся с пенька:
– Ну, посиди минут десять, вертайся к машине и чтоб я тебя больше никогда не видел.
Он подхватил двустволку с земли, отвернулся от Рекалова и сделал по тропинке полтора десятка шагов, после чего резко метнулся за ствол дерева и выглянул из-за него.
Рекалов уже дергал из-за пазухи пистолет и Флин за смеялся.
– Дурак ты был, дураком и помрешь! Кидай ствол сюда!
Рекалов выругался и кинул пистолет к ногам Флина. Тот подхватил оружие, сошел с тропинки и углубился в чащу.
Прежним путем он вернулся к обеим машинам, задумчиво посмотрел на БМВ определил, что стоит к нему слишком близко - что неинтересно.. Отошел метров на тридцать, изготовил к стрельбе парабеллум и методично, пуля за пулей расстрелял машину - фары, ветровое стекло и правое колесо. От этих упражнений он получил давно забытое, мальчишеское удовольствие, даже захихикал от радости.
Оружие Рекалова он забросил в илистый пруд, когда минут через десять проезжал мимо. А когда вышел на трассу, то разом выбросил всё, что было связано с Контролером Рекаловым из головы. Он даже и не осуждал ни в чем своего бывшего начальника охраны. Он был уверен, что "купить" можно любого, вопрос заключался лишь в цене. А что касается предательства, так опять же непреложный и непоколебимый закон: "Предают только свои". А поскольку эти понятия были для Флина базисными, то он давно к ним привык и относился к очередной человеческой мерзости с полным равнодушием. А для того, чтобы привести своё душевное состояние в полную безмятежность и сбалансированность - принялся думать, как всегда, о Майе Харитоновой. Точнее сказать, прикидывал, как бы это побыстрее удалить от неё киношника Крамова? Побить его как следует? Выкупить Майю за любые деньги? Подсунуть киношнику какую-нибудь роскошную суппер - шлюху? Или попросту потолковать, как мужчина с мужчиной? Остановился на последнем варианте. Он немного знал киношную среду в частности и художников в целом. Для этих идиотов женщины, как правило, мало что значили. То есть они воспринимали их лишь как эпизод, страницу из книги своей жизни. А таких страниц у них могло быть достаточно много.