Банный дух
Шрифт:
Она уже всех пришлых знала даже по именам, ведь со всех окраинных улиц в баню стекалась разная шантрапа. И каждый день – всё новые и новые испитые лица. Инна Платоновна не помнила такого утра, чтобы её слесаря или банщики, хотя бы до восьми часов утра были трезвыми. И теперь она вообще не могла представить таковыми ни Трухина, ни Блатова, ни Крайнева. Да и сам Цветков надирался к концу дня почти в стельку. Зато слесаря из прачки на этот счёт были не уловимы, и хоть в этом являлись для неё некоторым утешением. Собственно, они пили, но голову
И вот, собираясь провести очередной утренний обход служб банно-прачечного комбината, Гвоздина редко когда закрывала свой кабинет на ключ, который частенько торчал в замочной скважине дверей как признак её ротозейства.
Вот и сейчас, не успела она переступить порог, как по широкому коридору навстречу ей топал своей мешковатой походкой, слегка припадая на протезную ногу, главный механик Цветков. Как инвалид войны, он владел автомобилем «Запорожец» и к тому же являлся ещё отличным авторемонтником.
– Здравствуй Платоновна, – пробасил дружелюбно Цветков, несколько отдышавшись, лицо у него уже с утра было подозрительно красным. Догадываясь о её происхождении, Гвоздина ещё внимательней присмотрелась к главному механику, изрекая своё приветствие на весёлой ноте:
– Доброе утро Александр Кириллович! Что-то случилось? У вас такой вид, будто только вышли из атаки…
– Верно, Платоновна, вы почти угадали, только что поступил стиральный порошок, – с одышкой произнёс тот почти радостно, опережая Гвоздину с её догадкой.
– Вот и хорошо, эта партия по моей заявке! Ну, живо выгружайте, или снова ждёте моего распоряжения? – удивлённо протянула она.
– Платоновна, склад уже забит до отказа. Земелина говорит: куда хотите туда и девайте! – вскипел он, состроив жалобную мину.
– Я задам ей трёпки, что значит, «куда хочешь», на склад и никаких гвоздей! – твёрдо отчеканила директор, тотчас побагровев.
– Платоновна, просьба есть: выпиши ребятам за разгрузку хотя бы на бутылку. Значит, вчера выгружали машину. И вот сегодня… значит, того… уплату требуют, вот оно какое дело!
– Я им выпишу, я им выпишу, прохвостам, другое! – бросила сердито Гвоздина, и её серые выпуклые глаза слегка темнели. Даже когда она гневилась, то и тогда её лицо выражало не показное добродушие, и тогда гнев сменялся иронией.
Гвоздина хлопнула дверью кабинета, провернула ключ, на этот раз она его вытащила, полагая, что теперь сюда вернётся не скоро, поскольку нужно самой стоять и наблюдать за выгрузкой стирального порошка, чтобы ни в коем случае не растаскивали на сторону. Ведь Цветков на выгрузку смотрел сквозь пальцы, ему бы дождаться выпивки, а следить за порядком не в его характере. Впрочем, за порошок он не отвечал, и лишь мог организовать разгрузку, хотя кто и за что у нас отвечал персонально? Как что-то случиться, то виноватый не находится.
Уже сколько раз Гвоздина выговаривала
– Александр Кириллович, когда у нас будет электрик, ну совсем в бане стало темно, хуже, чем в подвале, – они как раз проходили по затемнённому коридору, где светила посередине всего одна тусклая, донельзя грязная лампочка. А другие плафоны из матового стекла давно погрузились во мрак, и под потолком лишь мерцали белыми пятнами.
– Понимаете, я уже достаточно учёный, кого зря брать не хочу, – ответил Цветков. – А порядочного, сами знаете, сколь нелегко к нам заманить маленьким окладом.
– В таком случае, поручите слесарям работу электрика. Неужели так трудно вкручивать лампочки? А то скоро клиенты перестанут к нам ходить или хлынут на нас их жалобы. Вы хоть об этом подумали, кому нужны неприятности? Или вы только о своих машинах думаете? – и она, остановившись, так лукаво взглянула на Цветкова, что тот невольно крякнул, вобрав голову в плечи.
– Это, конечно, ваша правда, но слесарей просить на это я не вправе. Допуск нужен. Забудут выключить напряжение. Полезут под напряжение, да ещё током убьёт кого-то, а нам с вами потом перед законом отвечать! Так они, парни, не дураки. За десяток вкрученных лампочек просят отгулы, особенно Трухин. Ему, понимаешь, клубничкой надо поторговать или цветочками…
– Вот какая беда, всюду свои прерогативы, что ты сделаешь с такой жизнью! – сокрушённо посетовала Гвоздина.
– А вы бутылку им посулите, так мигом станет везде светло! – усмехнулся широко Цветков.
– Ну, за бутылку и поп, поди, от Бога отречётся, – мрачно пошутила она. – У нас без бутылки дела никак не идут, что за смазочное время настало? И вот вы с ними заодно…
– Да, вот такая жизнь пошла – не нами придумано!
– А тогда кем же? – бросила та с вызовом. – Ну ладно, вы идите, идите, а я пока загляну в буфет…
И Цветков грузно поковылял в одиночестве дальше к заднему выходу из бани, где во дворе около машине, гружёной стиральным порошком в бумажных мешках, сгрудились люди, поджидая Цветкова.
Когда он, наконец, показался из тёмного зева бани на солнечном дворе, к нему с ходу подлетел Крайнев:
– Кириллович, получилось, мама согласна? – протарахтел он, сверкая алчно плутоватыми глазами.
– Вот сейчас она сама подойдёт, и потолкуйте с ней ладком, – как бы недовольно проворчал Цветков. – Чего стоите – давайте носить, всё равно она с вас не слезет!
– На халяву я не буду, не дурак! – отрезал Трухин.– Сколько можно…
– Братцы, сейчас я попробую маму уломать! – вскричал Блатов сиплым тенором, и ретиво потрусил в баню, вобрав голову деланно в плечи, строя из себя некоего шута.