Баобаб маленького принца
Шрифт:
Своеобразный почти универсальный закон природного баланса.
Чтобы что-то очистить – надо что-то испачкать. Чтобы что-то охладить – надо что-то нагреть. Перрен, по случаю, вспомнил возмущенные речи на ооновских слушаниях по климату: проблематика глобального потепления из-за эмиссии парниковых газов при сжигании углеродного топлива (модная в первой трети XXI века) уже сменилась проблематикой прямого теплового загрязнения при ядерной трансмутации в кристадин-фюзорах. Хотя натиск был нешуточный, посильнее даже чем в эру Парижского соглашения о мировой декарбонизации, результат не получился. Расклад сил стал иным, чем в 2010-х, так что коллектив интересантов фюзорной энергии (где верховодили аргонавты или ливийские хуррамиты)
Почему так привязалась тема львов?
В ответ на эту грубость, пресс-служба ООН на TV затем долго обличали постгуманизм аргонавтов и аморализм хуррамитов за враждебность к цивилизации. Между тем, среди профессионалов вызрел тезис, что обсуждения и компромиссы тут бессмысленны. Если (допустим) состоится некая договоренность, то ее нарушит любая сторона, которой это окажется выгодно. Ноль гарантий, ноль доверия, ноль надежды на их появление. И так выглядит любой конфликт интересов в новейшей поляризации сил. Но у Перрена было особое мнение: ситуация вовсе не безнадежна. Иллюзия безнадежности возникает из-за анализа по канонам политологии, заложенным Макиавелли в начале XVI века, и давно неадекватным. Машинная эра более столетия назад породила совсем иную социальную реальность, и объяснять ее в убогих феодально-имперских терминах это все равно, что натягивать сову на глобус.
Устаревают не только ответы, но и вопросы — говорил Эрнест Хемингуэй.
За 500 лет, в которые уложились 5 продукционных революций и две с дробью мировые войны, вопросы точно устаревают. Иногда Перрен ненавидел свою работу при ООН за требования ответов на устаревшие вопросы. Каковы планы хуррамитов и аргонавтов по захвату территорий и порабощению жителей? И бесполезно объяснять заказчикам, что хуррамиты и аргонавты не подвержены жажде территориального господства (над всей планетой, или хотя бы над Африкой и Европой). Суть их конфликта с «цивилизацией великих пирамид» состоит в отрицании политической традиции социал-дарвинизма, из которого выводится, в частности, идея захвата территорий и порабощения жителей…
…Внутренний диалог Перрена еще раз был прерван маневром ровера. Теперь случился правый поворот с поселковой грунтовки на фактическое бездорожье. Впрочем, кто-то раньше проезжал тут: едва заметная колея вдоль извилистого ручья вела куда-то вверх, взбираясь по причудливо изогнутым ярусам каменисто-глинистых холмов. Обычному автомобилю ни за что не проехать по такому ландшафту, но у этой штуки с огромными колесами, бешеным крутящим моментом и мутантом-киллером за рулем — не возникало никаких трудностей. Правда, пассажиров в салоне раскачивало зверски, когда ровер, не снижая скорости, проскакивал маленькие болотца или с пугающим креном катился по искривленным бокам скал, отшлифованных песчано-ветровой эрозией. Экстремальное ралли длилось чертовски долго, а когда завершилось, то Перрен, посмотрев на часы, с удивлением обнаружил, что от поворота на бездорожье прошло менее получаса.
Ровер стоял рядом с мелким прудом под скалой, из бесформенной трещины в которой вырывался маленький, будто игрушечный водопад. Включив фантазию, можно было вообразить, что там, в трещине, замаскирован садовый шланг.
— Мы на месте, — сказала Томми, спрыгнула на грунт, и затем сразу взлетела по трапу на крышу ровера, откуда сообщила, — ничего подозрительного вокруг.
— Отлично! — ответил Гилбен, тоже покидая машину, — Гастон, идите сюда, тут реальная красота мира до цивилизации.
— Ладно, — сказал гость, тоже выбрался наружу и осмотрелся, — да, тут красиво.
— Это холмы Тсвапонг, — продолжил миллиардер, — между 70-м и 10-м тысячелетием до нашей эры тут был один из центров капской палеолитической культуры. После
— Гм… — озадаченно произнес Перрен, — …Там что, фосфоресцирующая краска?
— Фосфоресцирующая в ультрафиолете, — уточнил Гилбен, — это замечено случайно. Мы тестировали здесь новый дрон с расширенным диапазоном оптики для поиска следов и концентрационных градиентов солей цветных металлов. Когда дрон выделил странные рисунки на камнях, проявившиеся в лучах ультрафиолетовой фары, и передал фото-сет операторам, они сначала подумали, что это розыгрыш со стороны программистов. Ведь рисунки напоминали те, что на холмах Тсодило — шепчущих скалах в 700 километрах к северо-западу, у границы с Намибией. Там рисунки сохранились лучше, они видны без спецсредств, кроме того там найдены более поздние артефакты, до железного века. Тут исследования лишь начинаются, но опорные датировки уже подтверждены. Это весьма поучительно для персон, рассуждающих про устойчивое развитие внутри цивилизации, история которой не набрала даже 300 лет. Вспоминается Гитлер, который едва придя к власти, объявил свой рейх тысячелетним. По итогу даже дюжина лет не получилась.
Перрен отозвался немного сердито:
— При чем тут Гитлер?
— Так по закону Годвина! — тут Гилбен улыбнулся, — Содержательная часть дискуссии о политике начинается после того, как кого-нибудь сравнили с Гитлером.
— Это предложение перейти сразу к делу?
— Да. Возьмем пластиковый коврик, блокнот и ручку, устроимся вот на той ступеньке у водопада, и нарисуем мнемоническую схему. Как вам такой план действий?
— Ваша площадка ваши правила, — проворчал Перрен…
…Через несколько минут он оценил этот выбор места, как удачный, но вслух не сказал (зачем давать визави дополнительное моральное преимущество), а продолжил излагать предложение о совместном плане будущего. Гилбен слушал, делал пометки в блокноте, однако Перрена не покидало ощущение, что визави уже знает. А когда изложение было завершено, миллиардер обмахнулся блокнотом, будто веером и объявил:
— Мне почему-то вспомнилась «Алиса в стране чудес» Кэрролла. I passed by his garden, and hear the growl, When the Pie and the Panther were sharing the Owl.
— Похоже, Оуэн, вы перепутали, — заметил Перрен, — у Кэрролла Сова и Пантера делили Пирог, у вас же Пирог и Пантера делят Сову.
— И что? — невозмутимо отреагировал Гилбен, — В любом случае Пантера съела и Сову и Пирог. Так ли важна последовательность?
— Да, но пирог, который делит сову, это слишком странно даже для страны чудес.
— Не надо показного скептицизма, Гастон, это непрофессионально. Ведь вы прилетели в Ботсвану, поскольку некий олигархический пирог уверен, будто в его власти не только поделить сову, но даже натянуть означенную сову на глобус.
Тут Перрен несколько смутился. Мысль о натягивании совы на глобус приходила ему в голову много раз при анализе мотивов своих (скажем так) работодателей. В частности, сегодня он думал об этом. И что? Оуэн Гилбен читает мысли или имеет место обычное совпадение образов у двух субъектов интересующихся похожими вопросами? Волевым усилием он отбросил эту дилемму, как тупиковую, и отреагировал ворчливо:
— А кто, по-вашему, пантера? Аргонавты? Или еще какие-нибудь синтепитеки?
— Синтепитеки? — с иронией переспросил Гилбен, — Синтетические обезьяны? На сленге адвокатов-борцов с расизмом это называется: «зооморфная дерогативная метафора», и обезьяна — типичный базис такой метафоры. За черную обезьяну в США уже составлен компьютерный прайс-лист штрафов. За косоглазую обезьяну пока штрафуют в ручном режиме. Белобрюхая обезьяна — бесплатная. Синтетическая обезьяна, видимо, тоже. Но вернемся к сути вашего вопроса. Ответ: нет. Синтепитеки вне игры в сову и глобус. Их вообще не интересует раскраска глобуса. А пантера это демон динамохаоса.