Бар на окраине
Шрифт:
…Но вот уже нет никакой тропы, а под ногами вновь ровный пол, устланный линолеумом древесной расцветки. И голоса тоже нет — он будто истаял в воздухе — прозрачном и свежем… Я взглянула на цветы — они спокойно стоят в своих горшках…
И, пожалуй, я не полью их сегодня…
Стараясь не смотреть на цветы, я потащила по полу швабру, ощущая спиной их ледяные взгляды, как шипами, пронзающие спину.
Вымыв жуткий кабинет, я вышла в коридор и перевела дух. Лоб покрылся испариной.
Время… время…
Без
Вдалеке послышались шаги Ивана Ильича. Они показались тяжелыми и зловещими. На миг мне почудилось, что лестница вздрогнула, резные перила качнулись наружу, а лампочка над дверью кабинета подмигнула тусклым огоньком, как ослепшим глазом.
Я тихо зашла за поворот, откуда была видна сцена.
И увидела, как присаживаются за столик первые посетители.
Бар открылся.
ГЛАВА 59
Внезапно за спиной раздался тихий шелест.
Я застыла на месте.
Потом медленно повернула голову…
И увидела, как, мелькнув, исчезает за углом подол длинного струящегося черно-желтого платья.
Кто это?
И как эта женщина прошмыгнула мимо меня?.. Ведь, прежде чем исчезнуть за углом, она должна была пройти мне навстречу…
Я в смятении заглянула за угол, но увидела лишь тусклый коридор, дверь кабинета и лампочку над ней.
Неверными шагами подошла к кабинету и прислонила глаз к замочной скважине.
Статная женщина довольно высокого роста стояла перед столом директора ко мне спиной и резко жестикулировала.
До моих ушей донеслись обрывки ее речи, но слов разобрать было невозможно. Наконец, женщина обернулась.
Марианна!
Марианна, но какая!
Ни седины — каштановые волосы убраны в строгую высокую прическу, — ни мешков под глазами: наоборот, они сверкают, как алмазы! На белых, точно фарфоровых, щеках — нежный румянец. Почти до шеи спускаются серьги — длинные цепи с крупными опалами на концах. Вот из широкого шелкового рукава выскользнула изящная рука, зазвенев браслетами, и положила что-то на стол. Марианна двинулась к двери. Я ринулась под лестницу, в скрывающую темноту.
Дверь открылась, и из нее хлынула пустота и легкий ветер. Он коснулся моих колен, будто погладил их мягким языком, и унесся за поворот.
Без чьего-либо участия дверь захлопнулась, и я увидела, как ускользает за углом летящий шлейф желто-черного платья.
В ту же секунду бар содрогнулся от мощных аккордов на сцене — Лилька начала свою рождественскую программу.
Я миновала коридор и зашла в подсобку, из которой неудачно наблюдала за посетителем в шляпе.
Здесь нужно переодеться.
Я скинула растоптанные туфли на каблуке и начала натягивать бесшумные спортивные тапочки.
Душа внутри тела тряслась, как под током.
Одна из стен комнаты, в которой
Мешочек с бабушкиным оберегом!
Пожалуй, уже пора его надевать.
Я сунула руку в карман и сжала мешочек в руках. Неожиданно центр комнаты осветился. Даже вечно темные, страшные углы, куда никогда не доходил свет, высветили свои кривые контуры.
Все еще держа мешочек в кармане, я потянула тесьму, расширяя его горлышко…
«…с каждой минутой эта вещь теряет силу…»
Я отдернула руку.
Нет, пожалуй, еще рано.
Чтобы не поддаться искушению, я бросила талисман в маленькую сумку, прикрепленную под халатом к поясу джинсов.
Каморка вновь потемнела; свет еле чадящей лампочки оборвался возле углов, оставив их спрятанными в беспросветной черноте.
В самом дальнем углу шевельнулась какая-то смутная тень…
Я распахнула дверь и вместе со шваброй и ведром очутилась в переходе.
И попала в объятия полной и теплой поварихи.
Она была в строгом костюме — длинная прямая юбка и пиджак. Вечного поварского колпака на Лидии Никитичне не было, а кучерявые волосы пахли каким-то пряным ароматом.
И она как будто тоже помолодела.
— Скоро начинаем, — шепнула она и резво, как будто ей было двадцать лет, побежала по лестнице в кухню.
«Ужас, — подумала я, напряженно проталкивая воздух внутрь себя, — я никогда его не узнаю. Как же можно его узнать?..»
Скоро начинаем…
За то время, пока я занималась имитацией уборки, духота усилилась.
Я краем глаза посмотрела в зал, и у меня даже сердце захолонуло — он был переполнен! Все столы были сдвинуты и набиты битком. Посетители, тесно прижавшись друг к другу, о чем-то оживленно разговаривали громкими, возбужденными голосами. Раздавался звон бокалов, дикий гогот и пьяные выкрики.
За одним из столов было несколько пустых мест.
«Для персонала», — догадалась я.
Для нас.
Из-за поворота с добродушной миной вышел Иван Ильич.
Увидев меня, он широко улыбнулся.
Как бы я хотела, чтобы эта улыбка оказалась искренней!..
Но этого быть не могло.
— Арина, ты умница, — произнес он, приобняв меня за талию. — И больше тереть ничего не нужно — все и так блестит. Немедленно снимай рабочую одежду — и за стол.
Отпустив меня, он прошел к пустому столу и занял одно из свободных мест. Наблюдая за ним, я увидела, как рядом присаживается дылда Таня в просторном балахоне.
Рядом с ней пока оставалось свободное место, но его может вот-вот занять Вовка — я увидела, как, вытерев руки, он облачается в нарядный черный костюм.