Барабан на шею!

Панарин Сергей Васильевич

Многочасовой спуск окончился тупиком.

Мор и Брань скептически осмотрели спящего дракончика, закупорившего выход.

– Будить нельзя, – хмуро сказала Брань.

– И убить нельзя, – не менее хмуро добавил Мор.

– Оно и к лучшему. Мы почти третьи сутки на ногах. Хоть выспимся наконец.

– Пожалуй, ты права.

– Морген, давай бросим это задание? – промолвила Брань. – Противник слишком удачлив или расчетлив. Нам опять приходится лезть в Драконью долину… А мы только что еле унесли отсюда ноги! Мы

умертвили дракона, Морген… Теперь на нас дурацкое проклятье, которое я не смогла снять. Выйдя в долину, мы уподобимся площадным дурачкам, бегающим и орущим: «Я убийца!»

– Выкрутимся, Брунхильда. Я сам не рад, что взял этот заказ. Но надо работать! Мы должны добывать золото. Иначе… – Мор помолчал. – Далеко не пойдем. Если мишень улизнула и на этот раз, то вернемся.

– И вернем золото?

– Да.

– Все, отдыхать.

Убийцы спрятались поглубже в штольню и заснули.

Глава 17.

В пещере горного маньяка, или Крест, поставленный на карте

Вечерело. Величественно шумел водопад. Маленькие радуги высвечивались в облаке брызг, чтобы снова пропасть, когда солнце пряталось за тучку.

Коля, Хельга и Палваныч стояли на берегу прозрачного озера, наполненного падающей дробенландской водой.

Солдат созерцал природное чудо, раскрыв рот. Подъем к Дробенланду был столь высок, что не проглядывался из-за туманной завесы.

Графиня стояла, обхватив плечи руками, и внимала мощному мерному рокоту.

Товарищ прапорщик пил воду из озера, тряся серыми боками.

– Судя по карте, нам нужно за водопад! – прокричал Лавочкин.

Страхолюдлих кивнула, поняв скорее жесты, а не слова.

Через полчаса троица подошла к стене. Между скалой и водным потоком обнаружилась покатая, зато сухая полоска – своеобразный карниз.

Пройдя по нему, путники остановились. Теперь рот открыла даже графиня.

Перед странниками предстало поистине чудесное сооружение. Высокие своды поддерживались колоннадой. Исполинская пещера уходила вглубь. Стены были идеально ровными, будто вылитыми по форме.

– Елки-ковырялки! – восхищенно протянул Коля. – Да сюда можно «Титаник» загнать, и еще для одного место останется…

В лица путников дул непрекращающийся ветер. Огни факелов трепетали, грозя опалить волосы людей. Через три сотни шагов туннель закончился, и странники попали в широкий зал. Света факелов не хватало, поэтому стены терялись в темноте. Создавалось ощущение бесконечности подземного пространства.

Лавочкин не сдержался:

– Ни фига себе!.. бе!.. бе!.. бе!..

Когда умерло эхо, Хельга и Коля различили еле слышный шорох. На стенах начали зажигаться огоньки. Десятки, сотни… Казалось, они рождались из ниоткуда.

Проступили детали. Огромный зал поражал. На потолке мерцала мозаика, изображающая сцены боя великанов

и людей. Стены также были декорированы мозаикой и барельефами. Героев этих гигантских произведений неведомые авторы увековечили в циничные моменты пыток и казней. По спине солдата забегали мурашки. Табунами.

Безвестные мастера не пожалели и пол. На нем были запечатлены столь отвратительные оргии, что останавливаться на их описании попросту противно.

Страшное произведение извращенных искусств подавляло, внушало оторопь и желание бежать прочь. Коля потел, козленок жался к ноге Хельги. Сама Страхолюдлих не разделяла чувств спутников.

– Дом, родной дом! – с бесконечной теплотой выдохнула она.

– Это твой дом?! – спросил Лавочкин.

– Почти. По преданию, здесь зажигается волшебный свет, только когда сюда заходят настоящие Страхолюдлихи. Николас, это обиталище моего легендарного предка, – гордо пояснила графиня. – Ты как раз стоишь на его лице.

Солдат глянул под ноги, отпрыгнул в сторону, присмотрелся внимательнее.

Предок Хельги Страхолюдлих был маленьким горбуном, притом, судя по картинке, весьма порочным.

– И как он попал в легенды? – поинтересовался Коля. – Надеюсь, не за то, что изображено на этой эпической картине?

Хельга воодушевленно заявила:

– Садитесь, Николас, пол теплый. Я подарю вам балладу, передаваемую женщинами нашего рода из поколения в поколение. – Она закрыла глаза и запела:

Моя история грустна, как ведьма на костре,Моя история стара, как муть на серебре.И ты, вкушающий ее, задумайся чуть-чуть,Слезинкой капни, е-мое, и дальше счастлив будь…

Песнь была долгой, словно полярная ночь. Лавочкин узнал, что славный предок графини злодействовал почище Кощея Бессмертного. Карлик – колдун и обладатель волшебного жезла – похитил прекрасную принцессу, превратил ее в волчицу-оборотня, усыпил, а потом отбивался от ее возлюбленного. Погиб сам, но и богатырь пал от клыков проснувшейся принцессы. Та, осознав тяжесть содеянного, наложила на себя руки. Короче, все умерли.

Солдат понял главное: Хельга привела его и прапорщика в цитадель легендарного предка.

Палваныч, которому посчастливилось услышать бессмысленно-жестокую историю о горбуне во второй раз, уснул. Коля тоже сомкнул потяжелевшие вежды и почти задремал.

Когда голос Страхолюдлих смолк, все открыли глаза.

К неудовольствию путников, обстановка в зале претерпела существенные изменения. Троицу окружила целая орда гномов. Хмурые бородачи, вооруженные ломами и кирками, ждали окончания баллады.

Коля вскочил на ноги.

– Вы чужаки, – сказал старший гном. – Вы должны умереть.