Барин-Шабарин 3
Шрифт:
Как накинулась с кулаками на своего родителя Маша, как плакал и одновременно смеялся сын Александра Садового! Это оставило неизгладимый отпечаток, заставило даже в какой-то момент прослезиться и меня. Так что у меня даже не было мысли о том, чтобы брать в оборот Машу или её отца в таких вот грязных делах. Пускай поговорят родственнички, насладятся общением друг с другом, покаются, признаются в своих прегрешениях. А семейство Садовых мне ещё обязательно пригодится. Насколько я могу понимать, Александр Садовой — отличный архитектор, который понимает толк не только в строительстве домов и различных архитектурных
— Господин Шабарин, вы должны проехать со мной, а все ваши люди нам ни к чему, — сказал подполковник, как только мы пересекли пост на въезде в Екатеринослав.
Последний переход до Екатеринослава мы, хоть и ехали в одной карете, почти все время молчали.
— И все же я арестован? — спросил я с ухмылкой. — Вы же называли меня другом!
— Пока нет, не арестованы. Но я бы не исключал и такой возможности, — сухо, предельно жестко говорил подполковник Лопухин, не отреагировав на мое ерничество.
Я позволил себе еще одну улыбку.
— Господин Шабарин, что же вас так веселит? — несколько недоумённо спросил жандарм.
— Особо ничего, господин подполковник, радуюсь тому, что не ошибся в вас, — сказал я, не став уточнять, в чём именно я не ошибся.
Лопухин также не стал это уточнять, потому что намёк понятен. Я не ошибся в том, что Лопухин — лицемер, человек, который явно готов попрать свою честь, пусть и во имя службы. Между прочим, и я, если на кону стоит честь или служба, скорее всего, все же выберу второе, потому как в белых перчатках делать настоящие дела невозможно. Но здесь, в этом времени, всё ещё пытаются натянуть сову на глобус, когда даже жандарм старается сохранить честь и достоинство, даже в тех случаях, когда обстоятельства требуют иного.
Мы ехали в моей карете, потому, скорее, я мог решать, куда и как мы направляемся. Но усложнять ситуацию я также не хотел. Нужно встретиться с тем, навстречу к кому меня везут. И догадки, кто это может быть, у меня имеются. Нужно и определить свой статус.
— Это ваше, господин полковник, распоряжение, чтобы солдат поставили на въезды в город? — поинтересовался я, когда проверяющий унтер-офицер попросил нас выйти из кареты, чтобы её осмотреть.
— То, что творилось в Екатеринославской губернии — это не просто преступление против государя и Отечества, это война, вызов, который был брошен Третьему Отделению, — пафосно заявил Лопухин.
— Так куда же тогда смотрело Третье Отделение, когда всё это творилось?! Когда достойных барышень насиловали и принуждали к проституции, когда убивали всех, кто мог хоть слово против сказать. Когда губернатор Екатеринославской губернии, достойнейший человек, Яков Андреевич Фабр был вынужден не хозяином здесь находиться, а словно распорядителем далеко не самых больших средств? И это всё было с попустительства Третьего Отделения! — явно неожиданно для Лопухина, жёстко, добавляя металл в каждое слово, сказал я. — А сейчас исправлять собираетесь?
— Вы? Да как вы смеете? — растерялся подполковник.
Было с чего растеряться. На протяжении почти всей нашей поездки, я вёл себя вполне благосклонно, лишь иногда вступая в пикировки, и то иносказательно и намеками. Примерно так же вел себя и подполковник
Но всё стало меняться на предпоследней перед Екатеринославом почтовой станции. Уже там, за обедом, Лопухин пробовал рассказывать, как важно и нужно дружить в его организацией, и что я могу, если только… Самая мелочь… И после таких слов наступала, казалось, интригующая пауза. Не получилось, я просто проигнорировал подполковника. Но следовали очередные намеки. В какой-то момент я уже хотел выкрикнуть: «Да угомонись ты уже, я понял все намеки, но документы не отдам, стучать не буду, свидетельствовать против губернатора не намерен».
А теперь Лапухин посчитал, что мы прибыли на место, и он в полной силе, я уже никуда не сбегу, не взбрыкну, можно давить на меня. Нет, нельзя! Более того, если я смолчу, не начну огрызаться и отвечать на обвинения и выпады со стороны жандармов, то они подумают, что за мной никакой силы и не стоит. Напротив, если я буду предельно жёстким, то жандармы будут искать оправдание моему подобному поведению. Единственное, как они смогут объяснить мое уверенное поведение — за мной стоят серьёзные силы.
— Лавр Петрович Зарипов дал показания против вас. И он напишет то, что ему продиктуют в дальнейшем. Так что в убийстве Кулагина будете обвиняться вы. Некий Борис Ивана сын Панкратов, взявший себе иное имя — Бэра, показывает, что это вы убили одного из доверенных лиц покойного господина Кулагина, а его, Бэру, ранили… — Лопухин чуть наклонился в мою сторону, будто бы нависая, даже привстал с дивана в карете, что сделать ему стоило труда, так как мы уже отправились дальше. — Достаточно, господин Шабарин? Или мне нужно продолжать?
И тут карета наехала на камушек, английские рессоры сработали плохо, нас изрядно тряхнуло. Лопухин как стоял, нависая надо мной, так и клюнул головой о стенку кареты, после чего поскользнулся и упал.
— Конфуз, однако, — злорадствовал я.
Чуть ли не выпуская пар из ноздрей, Лопухин сел на диванчик и сделал вид, что рассматривает здания и строения Екатеринослава. Мы проезжали как раз то место, где вовсю кипели работы по созданию канала и увода части водоёмов в трубы. Также здесь, на площади, строился ещё один храм, и не только… К слову, если бы какая-нибудь проверка и приехала, та, которая действительно хотела бы видеть результат деятельности губернатора Якова Андреевича Фабра, то они бы увидели всё это строительство, и большая часть вопросов о растрате денег и вовсе бы отлегла.
Кстати, именно вот за это, за возможность изыскать средства даже в сплошь коррумпированной губернии, я и уважал Фабра, считал, что как администратор он великолепен. Ну, не может человек бороться с преступностью, нет у него на это характера. Конечно же, должность губернатора подразумевает жёсткость, и всё Николаевское время — это когда чиновник в обязательном порядке одет в военный мундир. Изначально — служба в армии, после — чиновничья служба. Однако, не всегда военный может быть хорошим хозяйственником, и гражданский чин не всегда рохля. Фабр — не боец, но он такой исполнитель, что поискать еще нужно.