Барин-Шабарин 5
Шрифт:
— Мы можем поговорить с вами более откровенно? Во время предыдущих встреч с вами я понял, насколько вы тяготитесь участью быть всегда подле вице-губернатора, при этом не иметь от него даже слов благодарности за всё то, чем он, этот господин Шабарин, обязан именно вам, — сказал гость и внутренне поморщился.
Всё-таки слишком откровенно прозвучали слова. Что, если в отношениях между статским советником Мирским и вице-губернатором Шабарином произошли изменения? Что, если Святополк уже не считает себя обделённым, как тогда, когда в пьяном угаре изливал душу практически незнакомому ему
Эдвард Джон был опытным агентом и умел очень быстро входить в доверие к любым людям. Он уже на второй, якобы случайной, встрече смог разговорить Мирского. Правда, для этого пришлось изрядно подпоить статского советника. Англичанин лишь опасался пробовать заводить знакомство с самим вице-губернатором Шабариным. Шпион действовал только тогда, когда губернатора либо не было в губернии, либо он был далеко, решая вопросы на окраинах.
— Для того, чтобы я смог с вами откровенно разговаривать, я должен всё-таки узнать, кто вы есть на самом деле. Извольте только не тратить время, объясняя, что вы лишь дворянин откуда-нибудь из-под Витебска или Могилева, занимающийся коммерцией, — Мирский, решившийся, как ему казалось, проявить некоторую прямоту и дерзость, даже не предполагал о том, что стоит на грани жизни и смерти.
Если вербовка пройдёт по негативному для англичанина сценарию, то гость готов зачистить весь дом губернатора, убить здесь всех и скрыться. Благо, что тут находилось всего лишь три человека, наиболее приближенных к Мирскому. Два боевика англичанина, стоящие у дверей кабинета губернатора, готовы к силовому решению вопроса. Тем более, что за окном лил дождь, гремел гром, и выстрелы точно никто не услышит. А потом Уэлскимби успешно покинет пределы Екатеринославской губернии и направится на Кавказ, где уже скоро, в течение двух недель, должна была состояться высадка турецких войск в районе Сухуми.
— Так вы всё ещё ненавидите этого никчёмного Шабарина? — откровенно спросил англичанин. — Того, кто украл у вас славу и кто оказался неблагодарным — после всего, что вы для него сделали?
Последовала пауза. Святополк Аполлинарьевич не спешил признаваться в таких щекотливых чувствах столь открыто, несмотря на то, что ему хотелось кричать о своей ненависти к Шабарину. Англичанин точно наносил удары по психике статского чиновника.
— Может, вы предложите мне выпить? — учуяв запах алкоголя от Мирского, предложил гость. — Признаться, погода…
Он повёл плечами — мол, сыро и зябко сегодня.
— Вы так и не сказали, кто вы, — заметил временный хозяин кабинета, доставая из-под стола отполовиненную бутылку французского коньяка.
— Выпьем, и я во всём вам признаюсь! — улыбаясь, сказал Эдвард Джон.
Мирский поджал губы, но, уже держа в руках бутылку, спорить не смог.
— Ну же, любезный Святополк Аполлинарьевич, к чему эти ужимки? Наливайте по полной! — сказал гость, когда Мирский налил лишь по трети в два выставленных бокала.
После буквально секундного размышления временный хозяин кабинета налил коньяку доверху. Выпитое ранее требовало соседства с новой порцией алкоголя. И приход странного и даже опасного гостя — это не повод отказываться от призыва организма.
— За то, что справедливость должна
Не спеша, мелкими глотками, немного покривившись, Мирский пил коньяк, обдумывая кое-что, показавшееся ему странным.
Пока мужчина напротив не произнёс отчество Святополка, Шинкевича нельзя было считать никем другим, как русским. Но… И ведь визитёр был трезв. И ладно бы прозвучал акцент польский. Всё же Шинкевич — литовская фамилия. Или же это был бы французский акцент, который нет-нет да проскакивает и у самого Святополка — слишком част в обиходе этот плавный и прекрасный язык. Но английский…
Может быть, Шинкевич и правда простудился под этим ливнем? Нет, нет. Мирский отпил ещё, тёплая волна ударила его — и вдруг он решился.
— Вы, наверное, подданный его королевского величества, короля Англии?
И поставил бокал на стол так резко, что едва не сломал ножку.
Эдвард Джон напрягся, его рука невольно потянулась к наплечной кобуре, которая была скрыта под строгим серым пиджаком. И это движение не прошло мимо внимания Мирского, несмотря на то, что взгляд Святополка Аполлинарьевича всё больше плавал по мере действия алкоголя.
— Я, прежде всего, тот, кто может вам помочь забыть о Шабарине и занять его место, — резко сменив интонацию на жёсткую и беспринципную, сказал Эдвард Джон Уэлскимби.
— Пусть так! Однако ж есть вопрос, — постаравшись встать потвёрже на ноги, произнёс Мирский. — Если я не соглашусь, вы собираетесь меня убить?
Он неловко ткнул в гостя пальцем, тем выдавая, насколько им уже владело горячительное.
— Под обшлагом пиджака у вас шабаринская кобура, наверное, с шабаринским револьвером? Я знаком с этим оружием, сам принимал деятельное участие, стремясь наладить его производство, — стараясь не проявить испуг, сказал Мирский, явно слукавив.
На самом деле Святополк Аполлинарьевич мало принимал участия в организации какого бы то ни было производства. Он долгое время оставался всё тем же ключником, у которого были отмычки от многих дверей чиновников, поэтому главное участие Святополка в том же производстве заключалось в том, что он освобождал путь для Шабарина, дабы Алексей Петрович мог быстрее уладить те или иные проблемы, связанные с бюрократией и нежеланием некоторых чиновников что-либо делать.
Впрочем, если учитывать это как вклад, то, наверное, Святополк имел право считать себя причастным к производству, в том числе и револьверов.
— Обойдём, господин Мирский, разговор об оружии, украденном у Англии. И да, я тот, о ком вы подумали. Между тем, вы некогда рассказывали мне о своих тревогах и переживаниях, жаловались, как незнакомому человеку, словно изливали душу на исповеди. И я пришёл вам помочь. Но только в жизни не бывает такого, чтобы помощь приходила бесплатно. Не извольте беспокоиться, для вас оплата будет сущей безделицей в сравнении с тем барышом, какую сулит вам наше общение, — почувствовав, что ухватил Мирского словно бы за рукав, английский шпион спешил продолжить разговор, чтобы прибрать в свой кулак и лацканы, и плечи — и схватить Мирского за шею, чтобы удержать этого чиновника, даже если он решит куда-то дёрнуться.