Барин-Шабарин
Шрифт:
– Что скажете, господин дохтур? – вновь придя в себя, я услышал девичий голос.
Девичий… Да простят меня все девушки, знакомые и неизвестные, но бывают такие девчонки, что басовитый голос мужика покажется более приятным, чем такой вот, с хрипотцой, грубый… Я уже осознал, что могу открыть глаза, но не делал этого. Не знаю, что именно меня останавливало: опасение увидеть обладательницу столь оригинального, если для девушки, голоса, или понять, наконец, что произошло что-то необъяснимое.
Ну а мысли стали чуть медленнее путешествовать по мозгу, и я нашел тот
Нет. Что-то в этой версии не так…
– Прошу простить меня. Безусловно, я не имею права вмешиваться в обстоятельства, но не поймите превратно, Настасья Матвеевна. А ваш батюшка знает, где вы сейчас? Не хотелось бы, знаете ли, попасть под гнев батюшки вашего, – говорил, видимо, тот самый «дохтур».
– Вы правы, это не ваше дело. Я благодарна вам, но если это всё, то прошу, господин Сапожков, – грубый женский голос был категоричен. – Вас отвезут, я знаю слуг Алексея Петровича, они меня слушают.
– Вас невозможно не слушать, – чуть слышно пробубнил доктор, а из-за того, что он был ближе ко мне, наверняка, деваха не услышала, что именно он там бурчал.
Да кто она такая, что тут распоряжается, да еще над моим телом корпит?
– Честь имею, мадмуазель Картамонова, – уже громче, с обидой в голосе сказал доктор, и я услышал удаляющиеся шаги.
– Саломея, курва бесполезная, ходь сюда! – «девица» так заорала, что я аж вздрогнул.
О! Вздрогнул! Новость – я начинаю чувствовать тело!
– Соколик, милый, любый мой, очнулся? – с голосом девушки произошла удивительная трансформация, и он стал менее противным, однако появились другие ощущения.
Я понял, что почему-то опасался этой дамы. Конечно же, иррациональный страх я сразу же в себе подавил, но это были не мои эмоции, оттого обстановка становилась еще более странной. Я не помню, чтобы когда-нибудь хотел убежать, спрятаться где угодно, хоть под кроватью, но только чтобы не оказаться в объятьях девушки. Любой. Всегда предпочитал прямой разговор, даже если это несколько обидит женщину. Но если не нравится, значит, терпеть нельзя.
– Ну же, открой очи свои ясные, соколик мой! – продолжала взывать ко мне дамочка.
И я открыл…
– Очнулся соколик! Дохтура верните! Емельян, слыхал, что повелела? – опять послышался ор мадмуазели.
О женщинах, наверное, нужно говорить, пусть сравнение и некорректное, как и о покойниках: или хорошо, или никак, заменяя слово «некрасивая» на выражение «на любителя». Так вот… Я человек, который свое отбоялся, но если вот это, что меня сейчас пожирало глазами, найдет того самого «любителя», и у них родится ребенок, то мир познает монстра, не ведомого доселе.
Все мысли, всё сознание захватила эта дама. Подобные слова обычно говорят
Было и нечто, что заставляло меня думать о девушке плохо, брезгливо. Я противился этому, но… Не совсем получалось.
Десять пудов живого тела, почему-то именно в пудах захотелось мерять. Судя по всему, она и росту была под метр восемьдесят пять, не меньше. При этом лицо не безобразное, а бюст… декольте у мадмуазели было такое, что я только надеялся на крепость корсажа. Шестой? Восьмой размер груди? Руки… Вот, точно – сумо. Может, девчонка занимается этим спортом?
А впрочем… Нет, ей бы заняться собой, так вышла бы и ничего такая мадмуазель. На лицо и не ужасная вовсе… А в большинстве случаем тело можно и выстроить.
– Чего не так? Что ты так смотришь? А? – Настасья Матвеевна, как ее называл доктор, встала с кровати, на которой я лежал, и меня сразу чуть подкинуло.
Когда она вновь сядет, меня вовсе подбросит под потолок.
Манера поведения? Я судорожно думал, как мне вести себя. Для того, чтобы иметь четкое представление, как себя подавать, нужно понимать, где я и кто передо мной. При этом всё то, что со мной происходит – неправильно. Была зима, да и сейчас, когда доктор открывал на время окно, морозный воздух моментально проник в комнату, значит, зима никуда не делась, в отличие от поздней весны, в которой я был не так давно. Я же помню, что спасал детей из горящего дома почти летом. Этот говор… На Донбассе так же могут говорить, с «х» вместо «г», но все равно неестественно тут всё звучало.
А теперь вот это огромное лицо в… чепчике. Вот же насмешка над девчонкой… чепчик. У нее голова четвертого размера противогаза, это когда свыше 710 мм. А она чепчик на макушку… Как в старину носили.
Нет! Нет! Нет! Мысли прочь… Да куда там! Сумоистка выглядела точно будто из позапрошлого, девятнадцатого века. Причем не на конец столетия. Это несложно определить, даже если ориентироваться только по фильмам, а я не только, да и не столько фильмы смотрел, я еще и книги читал. На передовой, если минутка затишья, чаще читаешь, чем смотришь кино, если только не на ротации.
– Какой сейчас год? – неожиданно и для себя, и тем более для дамочки, но вполне четко спросил я.
– А… Что? Год? Соколик мой? А ты не знаешь? – испуганно спрашивала Настасья, пятясь. – А меня ты узнаешь?
– Нет! – сознательно я сказал правду, почувствовав, что так она скорее уйдёт и оставит меня одного.
А мне бы мысли в кучу собрать, а не думать о том, как я выгляжу, что говорю, что со мной может случиться. Нужно остаться наедине со своими мыслями.
– Настасья Матвеевна, я уже чарку подорожную принял. Что случилось? – в комнату вновь зашел доктор.