БАРmen
Шрифт:
Пили с радости, пили с горя, пили за встречу и за упокой, обмывали ножки и новую машину, и это продолжалось постоянно, просто в нон стопе, кто-то заныривал в запой, а кто-то с трудом возвращался назад. Я видел как на моих глазах рушились семьи, погибали люди, здоровые и крепкие мужики становились больными, чахлыми и малодушными, как мы всей семьёй боялись наступления праздников, потому что папа, как правило, уходил в штопор, бывало на неделю – две, а то и больше. Денег в семье было мало, и становилось ещё меньше, скандалы следовали один за другим, потом врачи, капельницы, вечные разговоры о том, что это было в последний раз, а потом всё повторялось вновь и вновь. Мать не знала, что делать, замкнулась в себе, стала жёсткой, теперь я понимаю, что это тоже было защитной реакцией психики, и мы с сестрой огребали по полной, она была очень часто раздражённой, и хоть мы и были сыты и обуты, – любви, внимания и тепла мы не знали. Так и отец пил не просто так,
Ох уж мне этот матриархат, которого в своей жизни я видел слишком много и который в конечном итоге не заканчивался ничем хорошим. «Разделяй и властвуй» – вот девиз наших «друзей» англо-саксов. И нас разделяли и разделяют, на народы, по вероисповеданию, а во имя Христа было пролито просто столько крови, что волосы дыбом встают, по политическим взглядам, и конечно на мужчин и женщин. И последняя схватка между полами идёт уже не на жизнь, а на смерть. «Всё смешалось, кони, люди и залпы башенных орудий и ядрам пролетать мешала гора кровавых тел». Женщины понавесили себе бубенцов, которых у них отродясь не было, и начали меряться ими с нами, мужчинами. Подминая их под себя, взяв власть в семье в свои руки, они методично опускали их ниже плинтуса, а потом вдруг удивлялись, что многие из них хронически начинали пить.
Это был, есть и будет молчаливый протест мужиков, когда у тебя не хватает сил на каждодневные разборки и упрёки, или ты просто добрый, в чём то слабый по природе человек, как в случае с моим отцом, или ты просто так любишь, что хочешь чтобы всё было так, как хочет твоя любимая. Последнее ведь правда прекрасно звучит и посыл какой высокий, проблема только в том, что очень часто они относят это к слабости, и им всего мало, – денег, власти или например, внимания. Они так закручивают гайки, что мужик уже и не мужик, так, только по первичным половым признакам, по бубенцам. Он как бы оказывается в жестокой тюрьме с садистом – надзирателем в виде жены, которая упивается своей абсолютной властью и полной безнаказанностью. Какая тут любовь, дорогие мои, сплошной и непрекращающийся БДСМ в самом жутком его виде. Один становится конченным мазохистом и его жёстко страпонят, почти каждый день, я такое видел в своей жизни ни раз, а вторая одевает чёрный облегающий костюм садиста и с наслаждением принижает его всё больше и больше, смешивает с грязью, и это происходит год за годом. А потом удивляемся, почему же многие мужики до 50 даже не доживают, а потому что не выдерживают, опускают руки и уже настолько привыкают быть жертвой, что смиряются с этим положением и начинают сами себя разрушать, лишь бы побыстрее уйти из этого ада, пускай и ценой собственной жизни.
Женщина изначально эмоциональнее мужчины в семь раз и для них поскандалить это как развлечение, как на американских горках покататься, и бедняга мужик, который начинает кататься с ветерком вместе с ней. Прокатили с ветерком, она – как ни в чём не бывало, а он, как после Хиросимы, стоит, обугленный ядерным взрывом и потом ещё долго приходит в себя.
Мой дядя например, когда у тёти начинались американские горки и она просто настоятельно запихивала его на них, молча брал тетрис и играл, она орала, била посуду, а он играл. Спустя какое-то время она успокаивалась, и он убирал тетрис в шкаф. Мудрый ход, не правда ли, господа. Почему-то у наших дедов я такое редко встречал, там скорее был перекос в сторону патриархата с определёнными перегибами, и всё равно это выглядело более гармонично, и самое главное, было УВАЖЕНИЕ к друг другу. Уважение, как один из главных и основных столпов взаимоотношений между мужчиной и женщиной, в дополнение к любви и доверию. Любить не умеем, уважать разучились, с доверием тоже у многих большие вопросы. В итоге имеем то, что имеем, огромное количество разводов и не полных семей. И дети в свою очередь попадают в этот замкнутый и порочный круг, потому что срисовывают всё с родителей, а с кого же ещё им это делать?
По сути, мы с сестрой росли как в поле васильки, нами особо никто не занимался, родители постоянно были на работе, авторитет отца для меня был безнадёжно утрачен в связи с постоянным пьянством, и я чувствовал себя полностью беззащитным в этой суровой реалии. Именно отец даёт чувство защищённости для своей семьи, и это всегда была одна из его основных функций, а когда он хронически пьёт, то какой уж тут защитник, – обуза и вечная головная боль для всех вокруг.
Я очень болезненно переживал падение отца, до последнего верил, что он одумается, быть может поймёт, что все проблемы от этого, возьмёт наконец-то всё мужество в кулак, напряжёт остатки силы воли и скажет «Всё, хватит пить!». Но вместо этого при очередном запое он подходил ко мне, весь опухший, еле двигающийся, с ввалившимися глазами, дурно пахнущий, нервно поглаживающий грудь рукой через тельняшку или майку-алкоголичку и умолял: «Серёга, ну сходи пожалуйста
Невротиком я стал именно в детстве, когда стал бояться этого мира, в котором даже отец и мать у меня вызывали страх, отца я боялся пьяного, а мать пугала своей грубостью и в чём-то даже жестокостью, в первую очередь психологической. Спасало то, что были бабушка и двое дедушек, один дед Аркадий, был 7 лет танкистом, и даже, было дело, стоял где-то под Кореей после Великой Отечественной. Он был весёлый, хорош собой, с отличным чувством юмора и большой охотник до баб, в последствии я думаю многое из его поведения срисовал и я.
Бывало выпьет лишнего и говорит:
– Эх, Серёга, как вчера помню, эх, кореяночку, да на кушеточку!
Тут прилетает от бабули с криком:
– Ты чего мелешь то, старый!
– А чего говорит, стоят две палатки, одна очередь солдаты, а вторая офицеры, дай рассказать то как было!
Но потом умолкал, видя грозно сверкающие глаза бабули. Дед был ещё тот ходок, об этом не любили в нашей семье распространяться, но он всегда отдыхал по югам один, я видел одну фотографию тех лет. Стоит на ней красавец мужчина, весь в белом и белой лёгкой шляпе, улыбается шикарной улыбкой, хорош, что и говорить. Потом к ним домой приходили письма с женским подчерком после этих поездок, но бабушка прощала ему всё это, потому что думаю любила. И весь посёлок 23-го лесозавода, что был на окраине города знал Аркадия. Часто я ездил с ним на его зелёном мотоцикле Урал с коляской, который ему подарил его брат пограничник, на нём даже осталось крепление под пулемёт, и он приветственно махал встречным бабулям, и уже тогда мне казалось уж больно они любезны с ним.
Дед на жизнь смотрел с большим оптимизмом, всю жизнь после танкиста отработал на лесозаводе сварщиком и был в большом почёте у начальства, его ценили и уважали. В те далёкие коммунистические времена, как мне потом рассказывали, давали одну путёвку начальнику, а вторую обычному рабочему, ну и конечно руководство предпочитало брать с собой моего деда-сварщика, с которым и вина можно было попить, да и девок заклеить. Таким образом он побывал практически во всех странах соцлагеря, Польша, Чехословакия, Болгария и других. Я запомнил одно наставление деда, оно резко врезалось мне в мою детскую память. «А ты, говорит, если совсем херово жизнь повернулась, – подними руку над головой, резко вниз опусти и скажи «Ну и хер с ним!». Чем то мне потом напомнило это мудрое наставление деда, известное кольцо царя Соломона с надписью «И это тоже пройдёт».
Отпускать ситуацию – это великое искусство, которым владеют лишь не многие, и не важно, обычный ты танкист или какой то великий царь. В отличии от остальной моей родни он хоть и любил выпить, но никогда не опохмелялся и в запоях не бывал, за что я его всегда уважал с самого раннего детства.
Бабушка Фаина всю жизнь работала в школе учителем младших классов, её закинула жизнь под Архангельск по распределению, как тогда часто бывало, – отучился и будь добр, отдай долг Родине и езжай в какой-нибудь Крыжополь годика на три, а дальше многие так и оседали, ведь в то время семьи заводили очень рано. Она пекла восхитительные пироги и кулебяки, конечно же с треской, это тоже разновидность северного пирога, и хоть и была своенравной, но в доме у них всегда было тепло и уютно, сердечно что ли. Они жили в таком советском деревянном двухэтажном доме в простой двухкомнатной квартире на втором этаже, одна комната была проходной, воду приходилось таскать из колонки, и долгое время было печное отопление. Двери тогда никто и никогда не закрывал на ключ, я это хорошо запомнил, так же как и потом в лихие 90-е, когда квартиры стали превращать в настоящие крепости, состоящие из толстенных решёток на окнах и тяжеленных дверей, по толщине металла напоминающих огромные сейфы.
Запомнилась мне одна история, которую поведала она мне сама.
Была она беременна вторым ребёнком, моей мамой, и говорит, срок уже подходил, а она таз с бельём тяжёлый подняла и чувствует началось, а ближайшая больница через реку надо ехать по зимнику, ну или пешком около часа минимум. Что бы вы думали, оделась, а зима стояла, январь, трескучий мороз, на крайнем севере не забалуешь, и она одна, пешком так и добежала. Только-только поспела, говорит. Вот это люди были, прям диву даёшься, как из камня, или даже стали что-ли.