Барнеби Радж

Диккенс Чарльз

– Марта, – обратился слесарь к жене, сокрушенно качая головой, хотя вид этой торчавшей перед ним нелепой фигуры вызывал невольную улыбку на его открытом лице. – Марта, я все же надеюсь, что этот бедняга не попал в руки тех подлецов и дураков, о которых мы так часто толковали с тобой и которые натворили столько зла. Но если он сегодня ночью был на Уорвик-стрит или Дьюк-стрит, то…

– Он не был ни тут, ни там, сэр, – воскликнул мистер Тэппертит громким голосом и, внезапно перейдя на шепот, повторил, в упор глядя на слесаря: – Не был ни тут, ни там, да!

– Этому я от души рад, – сказал слесарь торжественно, – потому

рад, Марта, что если бы он там был и стало бы известно, то твой Великий Союз оказался бы для него той телегой, в которой человека везут на виселицу. Да, клянусь жизнью, не миновать бы ему болтаться в воздухе!

Миссис Варден ничего не отвечала, ее слишком ужасал вид Саймона и его резко изменившийся тон, и она еще раньше была напугана рассказами о бунте. Она даже не прибегла к своей обычной супружеской тактике. А мисс Миггс – та уже рыдала и ломала руки.

– Да, Гейбриэл Варден, он не был ни на Дьюк-стрит, ни на Уорвик-стрит, – сказал Саймон сурово. – Но он был в Вестминстере. И возможно, сэр, что он там надавал пинков какому-нибудь депутату графства. Быть может, он пустил кровь лорду – да, да, сколько бы вы ни таращили на меня глаза, сэр, а я повторяю – кровь там рекой лилась из носов, и возможно, что я стукнул какого-нибудь лорда. Кто знает? Вот смотрите, – тут он запустил руку в жилетный карман и извлек оттуда большой зуб, при виде которого и Миггс и миссис Варден громко взвизгнули, – это зуб епископа. Так что берегитесь, Гейбриэл Варден!

– Я бы охотно отдал пятьсот фунтов, чтобы ничего этого не было, – с живостью сказал слесарь. – Да понимаешь ли ты, болван, какая тебе грозит опасность?

– Понимаю, сэр, – ответил подмастерье, – и горжусь этим. Я был там у всех на глазах, я стал видным человеком. И готов нести последствия.

Слесарь, не на шутку расстроенный, молча ходил из угла в угол, поглядывая на своего бывшего подмастерья. Наконец, остановившись перед ним, он сказал:

– Ложись, поспи час-другой. Авось, когда проспишься, немного образумишься и пожалеешь о том, что натворил. Если раскаешься, мы постараемся тебя спасти… Разбужу его часов в пять, – обратился Варден к жене, – тогда он успеет привести себя в порядок, добраться до Тауэрской лестницы и с приливом уплывет в Грейвзенд раньше, чем его здесь начнут разыскивать. Оттуда ему легко будет попасть в Кентербери [73] , где твой кузен даст ему работу, пока вся эта буря уляжется. Не знаю, хорошо ли я делаю, что спасаю, его от заслуженной кары… Но он прожил у нас в доме двенадцать лет, мальчиком еще пришел… и жаль будет, если из-за одного этого злосчастного дня он плохо кончит. Запри входную дверь, Миггс, и, когда пойдешь наверх, смотри, чтобы с улицы не увидели свет. Ну, Саймон, живо в постель!

73

Кентербери – старинный город в Юго-Восточной Англии, в графстве Кент. Считается официальной резиденцией архиепископа Кентерберийского, первосвященника англиканской церкви.

– Так, по-вашему, сэр, я такой ничтожный подлец, что приму ваше унизительное предложение? – хрипло возразил мистер Тэппертит заплетающимся языком – его медленная речь составляла резкий контраст с живостью и выразительностью слов его доброго

хозяина. – После этого вы сами негодяй, сэр.

– Мели что хочешь, Саймон, но ложись скорее, каждая минута дорога! Давай свечу, Миггс.

– Да, да, иди скорее спать! – в один голос взмолились обе женщины.

Мистер Тэппертит встал, оттолкнул стул, чтобы показать, что он в поддержке не нуждается, и, пошатываясь, болтая головой так, словно она не была никак соединена с телом, изрек:

– Вы сказали «Миггс»?.. К черту Миггс, сэр!

– Ах, Симмун! – пролепетала эта девица замирающим голосом. – Ах, мэм! Ах, сэр! Боже милосердный, какой удар!

– И всю вашу компанию к черту! – отрезал мистер Тэппертит, с улыбкой невыразимого презрения взглянув на потрясенную Миггс. – Всех, кроме миссис Варден. Я пришел сюда, сэр, только ради нее. Миссис Варден, вот возьмите эту бумагу. Это охранная грамота, мэм. Она может вам понадобиться.

И он протянул ей грязную, измятую бумажку. Слесарь перехватил ее, развернул и прочел:

– «Надеюсь, что никто из сочувствующих нашему делу не тронет имущества истинных протестантов. Удостоверяю, что владелец этого дома – верный и достойный наш союзник. Джордж Гордон».

– Это еще что? – буркнул слесарь, меняясь в лице.

– Она вам очень и очень пригодится, молодой человек, – отвечал его подмастерье. – Сами увидите! Храните ее как зеницу ока в таком месте, чтобы она была у вас под рукой, как только понадобится. А завтра вечером напишите мелом на двери своего дома «Долой папистов!» и не стирайте эту надпись всю неделю. Вот и все.

– Документ подлинный, – сказал слесарь. – Знаю, потому что уже видел этот почерк. Какую еще беду предвещает твоя бумажонка? Что за дьявол опять сорвался с цепи?..

– Свирепый, огненный дьявол, – перебил его Сим. – Не становитесь у него на дороге, иначе вам каюк. Я вас вовремя предупреждаю, Гейбриэл Варден. Прощайте!

Но обе женщины загородили ему дорогу. Особенно энергично действовала мисс Миггс: она налетела на него так стремительно, что Сим оказался пригвожденным к стене, и в трогательных выражениях заклинала не уходить, пока он не протрезвится, отдохнуть, поразмыслить, а потом уже принять решение.

– Сказано вам, что решение я уже принял, – сказал мистер Тэппертит. – Истекающая кровью родина призывает меня, и я иду! Миггс, пропустите сейчас же, или я вас ущипну!

Мисс Миггс, навалившаяся всем телом на мятежника, вдруг пронзительно вскрикнула – неизвестно, от избытка ли горести или оттого, что он привел в исполнение свою угрозу.

– Отвяжитесь от меня, – продолжал Саймон, вырываясь из ее целомудренных объятий, в которых он застрял, как муха в паутине. – Я позабочусь о вас, и после переустройства нашего общества вы благодаря мне будете жить припеваючи. Надеюсь, вы довольны? Пустите!

– Ах, Симмун! – воскликнула мисс Миггс. – Мой славный Симмун! О мэм! Если бы вы знали, что я чувствую в эту трудную минуту!

Чувства были, видно, и в самом деле бурные: ночной чепец мисс Миггс во время ее борьбы с Саймоном свалился с головы, а сама она очутилась на коленях и являла собой какую-то причудливую смесь синих и желтых папильоток, растрепанных прядей, болтавшихся корсетных шнурков и завязок уже совершенно неизвестного назначения. Она задыхалась, сжимала руки, закатывала глаза, проливала обильные слезы и проявляла все другие признаки сильнейших душевных мук.