Барон-дракон
Шрифт:
Он с одобрением глянул на Вику и осекся. Та смотрела на него просто таки с обожанием. Ни фига это, оказывается, не уловка. Она так и решила: ни много, ни мало, выйти за него замуж.
Дракон внутри трубно расхохотался. Куда ему понять заботы бывшего интеллигентного человека.
— Я ухожу, - процедил Вадим, сверху вниз глядя на Станислава Николаевича.
– Одеться дашь, или выметаться прямо так?
Все смешалось в злосчастной конторе. Девчонка орала, как резаная, требуя Ангарского себе в мужья. Папа орал не менее пафосно, объясняя юному созданию, чтобы и думать забыла. Во все стороны летели бумаги и мелкие канцелярские принадлежности.
Ангарским.
— Зарплату получишь в конце месяца, - такое впечатление, губы у него онемели. Правда, что ли, переживает? Другое дело - за девочку или за себя. А ну как история выплывет наружу? Тот-то смеху будет в высших кругах мелких предпринимателей! Сотрудники, естественно, тоже пройдутся по чести семьи. Но с другой стороны - пусть. Только бы этот непредсказуемый субъект убрался подальше. Хорошо бы вообще в другой город. Вон хоть к Пашке. Пусть тот расхлебывает. Ишь, навялил ему, Стасу, своего собутыльника. К себе звать, очко сыграло. Вика ревет по-бабьи. Вся в мать. Убил бы! Ненавижу. Ее мамаша всю жизнь хотела загнать его себе под каблук, гнобила как могла, поганка худосочная…
Мысли относительно инцидента, видов на будущую ночевку, температуры за бортом, а так же вообще любых событий в их драном Человеческом Мире разом вылетели из головы бывшего
Высокого Господина, ныне Вадима Ангарского. Их вытеснило, только что приключившееся с ним обстоятельство. Он понял или почувствовал, вернее ощутил…
Мысли Стаса неслись пунктиром. Образы проскакивали, смазывались, мельтешили. В них скользила и пропадала первая жена Стаса, Нина. Совсем молоденькая, но какая-то изначально блеклая. Даже сейчас - лет двадцать прошло - Стасика доставало чувство жалости пополам с презрением. Он ее презирал с самого начала, однако был уверен, что другие девушки не для него.
Потом жалость сменилась ненавистью. Он ненавидел эту блеклую куклу, но таки любил их единственное дитя. Девочка тянула к папе ручки. Только ради нее Стас терпел Нину, терпел ее тихие укоры, попреки, даже редкие просьбы терпел. Иногда бил, когда уже не было сил терпеть.
Потом он уехал. Как все за деньгами на Север. И только тут, в свободном полете, выдравшись из под вечного нравственного контроля, которым его доставала Нина, стал самим собой. Стал удачливым, не обремененным, сильным…
— Я хочу забрать Вику.
— Не отдам…- Вой. Красные веки, блеклые глаза, морщины - старуха. Не отдаст она!
— Ей со мной будет хорошо. На твою зарплату ее элементарно не прокормить, не то что выучить. Алименты? Да я такие суммы укажу в ведомости, тех алиментов тебе на трамвайный билет не хватит.
— Не отдам!
— Отдашь! Ах, "не смей"? На, получай. Еще добавить? Сука, всю молодость мне изгадила!..
— Вичка, детка, ты едешь со мной. Мама останется здесь. Нет, детка, она сама так решила.
Вичка, не плачь, мама будет к нам приезжать…
А его сын, оказывается и не его вовсе. Ай да Лялька! У Стасика застарелая венерическая хворь сказалась бесплодием, и ослепительная красавица Лялька пошла на сторону, ни сколько не сомневаясь в своем
Стасик вдруг резко оборотился и с размаху влепил дочери пощечину.
— Заткнись! Воешь, вся в мамашу.
Ангарский вышел из ступора, аккуратно взял бывшего начальника за воротник, вынес на улицу и заткнул головой в сугроб.
— Прости, я не могу остаться, - сказал выбежавшей следом Вике и пошел в темноту.
Значит, так вот! Так вот, значит. В голове побрякивала и позвякивала на разные лады одна единственная фраза. Мыслей - вообще никаких. Какие тут мысли? Неоткуда им взяться. Все заняло чувство законного торжества. Совет, значит, приговорил, а природа взяла таки свое. Вернулось изначальное умение считывать чужие мысли. Вернулось! А вдруг - кратковременно? Проверить надо прямо сейчас. Как на грех, вокруг никого. Откуда взяться простым людям посреди ветреного, до чертиков морозного декабря? Один дракон, владыка и Высокий Господин, шпарит по улице, не отворачивая морду от ветра. Так чувства переполнили, мороза не чует. Проверяет, вдруг иные какие умения вернулись. Выкинул пару формул - ноль. Ничего, подождем. Не все сразу. Внутри тонко кольнуло: что если способности открываются эпизодически? Сегодня мысли считал, завтра огнем плюнул, послезавтра… Толи пошел откат возбуждения, толи ветер сменил направление, а скорее, по тому что вышел на площадь, Ангарский, наконец, почувствовал: не май месяц, однако, а совсем даже декабрь. И широта - та еще. Ветер прошил куртку как марлевую. Вадим припустил рысью.
Ближе всех жил Олег. На ночь пустит, и ладно.
Рядом-то, рядом, только в подъезд он ввалился окончательно закоченев. Пальцы на руках не ощущались и не шевелились. Это вам, Высокий Господин, не в тепле у телевизора, только зазевайся
— уши, нос и конечности отвалятся, печально постукивая.
В подъезде тоже был минус, но не такой радикальный. И почти отсутствовал ветер. Вадим слегка отогрелся, пока пешочком шел на девятый этаж в Олегов пентхаус. Количество мусора и экскрементов от этажа к этажу убывало. На верхней площадке вообще было чисто.
Дверь открыл сам Олег. Тут и мысли читать не надо. Так все ясно. Вид приятель имел угрюмый.
Глаза сразу опустил, потом вскинул, но смотрел уже изподлобья.
— Вижу. Стас успел позвонить. Предупредил, чтобы на порог не пускали?
– подытожил Вадим суму мимических моментов, промелькнувших на лице товарища.
— Заходи, - тем не менее, пригласил Олег.
– Только у нас тесно.
Тесно - не то слово! В невообразимо маленьком пространстве, от силы метров пятнадцать, умещалось четверо человек Олеговой семьи. Настя стояла в коридорчике с младшим сыном на руках. Ребенок кашлял и хныкал. Из-за нее выглянул старший, лет пяти парень, и вежливо поздоровался.
Вадим прижался спиной к входной двери. Прихожая крохотная. Комнатка сплошь заставлена приспособлениями для сна. В кухне пространства - только руку всунуть.
— Я только погреюсь и пойду дальше.
— Куда?
– желчно поинтересовался Олег.
— К Вовке. Он от Стаса не зависит.
— У него сегодня теща умерла, - сообщила Настя.
— Останешься у нас, - пробурчал Олег, пятясь в кухню.
Так или иначе, предстояло задержаться. Неотогретому выбираться в лютый ветреный декабрь - или обморозишься, или простудишься насмерть. Да и просто замерзнуть в такую погоду - раз плюнуть. Вадим потянул с головы вязаную шапочку, зашелестел курткой.