Барон Дубов 3
Шрифт:
Она вытащила скрученную бумагу из кармана халата. На первой полосе красовалась моя школьная фотография, которую журналюги сумели где-то откопать. И ведь каким-то образом узнали, что произошло в Гилленморе! Скорее всего, был информатор, который за малую мзду пересказал всё, что произошло, пока не было связи.
— Да уж, — поскрёб ногтями подбородок.
— Ты вчера меня так напугал, — слабо улыбнулась девушка. — Взял и рухнул прямо здесь, тумбочку сломал, инструменты рассыпал, а потом захрапел! Я пыталась тебя перевернуть, но даже на сантиметр
Я искренне поблагодарил её:
— Спасибо.
— Не стоит.
— Кто-нибудь ещё вернулся?
— Нет, — Оксана подтянула ноги к подбородку и обняла колени, а я изо всех пытался удержать глаза на месте: халатик-то задрался, — насколько я знаю. С ранеными идти нужно аккуратно. Но автобусы уже уехали, так что к обеду можно ждать возвращения остальных походников.
— А… волчонок?
Она пожала плечами:
— Я провела всю ночь здесь. А теперь, если позволишь, проведу ещё и день.
Девушка взглядом указала на дверь, легла на кушетку, поджав озябшие ноги, покрытые гусиной кожей, и поёрзала, устраиваясь поудобнее.
— Так сразу не уйду, — оскалился я.
— А? — открыла она один глаз. — Ты чего это задумал? Не нравится мне твой взгляд, Дубов. Как у извращенца…
Я в ответ расхохотался и вышел, стянул с ближайшей постели одеяло, вернулся и накрыл им Оксану. Она тут же густо покраснела и попыталась пролепетать извинения, но я просто вышел вон. Не, я не обиделся, просто ей будет полезно немного пострадать от чувства вины. А так девушка она красивая, приятная и шьёт хорошо — два идеально ровных шва на груди тому доказательство. Только с выводами спешит. Я же всё-таки не извращенец! Если меня не попросить об этом.
На улице стояло раннее утро. Солнце едва поднялось над горами и залило светом двор академии. Листья на деревьях уже желтели и краснели, от ветра падали на землю, устилая золотым ковром. Красиво и свежо. Я вдохнул воздух полной грудью. Хорошо! Только швы сразу натянулись, и их защипало. Ничего, через пару дней буду как новенький.
Первым делом отправился в больничное крыло, где нашёл Петра Васильевича. Похоже, он тоже не ночевал у себя, а заснул прямо на рабочем месте. Когда я вошёл в его кабинет, он встрепенулся и выпрямился на стуле. К лицу прилип листок бумаги с врачебными каракулями.
— А, Дубов, — его голос был хриплым спросонья. Фельдшер почавкал ртом и провёл рукой по лицу, просыпаясь. — Который час?
— Полседьмого утра, — взглянул на часы над его головой.
— Господи, всего час проспал, а надо ещё подготовиться к размещению раненых… Как себя чувствуешь, Дубов?
Пётр Васильевич попытался встать, но его мотнуло, и он рухнул обратно за рабочий стол. Колбочки, стоявшие справа, звякнули.
— Вполне. А вы, доктор?
— Как банный лист, на который жопой сел вонючий, волосатый мужик. Отвратительно. Где-то у меня было кофе…
— Сидите, Пётр Васильевич. Я сделаю, только покажите где что.
Кабинет
— Как пациент? — спросил, помешивая ложечкой бурую смесь.
— Стабильно твой волк. Жить будет, даже не сомневайся. Зачем он тебе?
— Сам не знаю.
— Хочешь проведать? — Фельдшер мотнул головой, а его глаза чуть не слиплись обратно. — Только сперва кофейку… попьём.
— Конечно, — усмехнулся я, разливая вскипевший кофе в эмалированные кружки.
Напиток окончательно вернул меня к жизни и взбодрил Петра Васильевича. После этого мы пошли проведать прооперированного щенка. В небольшом подсобном помещении фельдшер сделал что-то вроде лежанки из пары одеял и халатов. Волчонок лежал, свернувшись калачиком, и сопел. Живот и лапу стягивали бинты.
Я протянул руку, чтобы погладить его, и слепое животное встрепенулось, принюхиваясь к воздуху. А потом он ткнулся мне в палец и лизнул его.
— Вы теперь связаны, Дубов, — сказал Пётр Васильевич.
— Что? Как это?
— Я соединил вчера ваши сферы душ ненадолго, чтобы они обменялись энергией. Теперь в нём есть частичка тебя, а в тебе — его. Только прошу, никому не говори об этом ни слова. Подобные операции запрещены в Империи.
— Я могила, Пётр Васильевич.
Меня ведь тоже по голове не погладят, если узнают, что принёс в стены академии, где учится куча дворянских детишек, опасного хищника, пусть и из благих побуждений.
— Что планируешь с ним делать, Дубов?
— Пока бы выходить, а там посмотрим. Поможете?
— Знал, что ты попросишь, — сказал Пётр Васильевич, выходя из помещения и гася свет. Я вышел следом. Он протянул мне листок бумаги с печатными буквами. Слава богу, не каракули. — Вот список необходимых лекарств, которые скоро понадобятся. И ему нужно особое питание. И клетка. В общем, ознакомься со списком.
— Как мне вас отблагодарить?
— Сочтёмся как-нибудь, — отмахнулся доктор. — Только кличку не забудь придумать.
Я вышел из лазарета в приподнятом настроении и первым делом отправился на кухню. Там шкворчала на сковородках яичница, кипело молоко для каш, стучали ножи, нарезая хлеб… в общем, шла подготовка к завтраку. Я договорился с поварихами, чтобы они готовили молочную семь для волка по рецепту фельдшера и отправляли в больничное крыло. Сперва они, конечно, сопротивлялись, но когда я набросился на их еду и стал уплетать за обе щёки и нахваливать, сразу подобрели и согласились. А вот как быть с мясом, я пока не знал. Оно сейчас и не нужно, щенок ещё слишком мал, но вот потом… Ладно, там разберёмся. Буду ходить на охоту за опасными тварями, чтобы кормить волка лучшим мясцом.