Барон Дубов 4
Шрифт:
— Чем же могу вам помочь, господин Дубов? — учтиво спросил слуга, но в глазах его плавал лёд.
— Павел, — коротко сказал. — Он кое-что давно не делал с утра пораньше.
— Боюсь, что царевич изволит спать в столь ранний час. Позвольте, я провожу вас в комнату для ожиданий. Прикорнёте там на диванчике… Как только царевич проснётся, я вас позову.
Иннокентий отошёл в сторону и сделал приглашающий жест рукой. Я не сдвинулся с места.
— Это воля самого царевича. Вы же не хотите, чтобы Павел расстроился, узнав, что пропустил
Слуга удивлённо вскинул бровь.
— Хорошо, следуйте за мной, — он повернулся и пошёл вперёд. А я злорадно улыбался у него за спиной.
Иннокентий провёл меня к небольшой лестнице на второй этаж, потом вместе мы миновали несколько коридоров и оказались перед узорчатыми створками двери. По моим прикидкам, спальня находилась где-то в западном крыле здания. Там и спал Павел.
Недолго ему осталось.
Слуга осторожно заглянул внутрь, секунду колебался зайти, но передумал.
— Думаю, будет лучше, если вы его сами разбудите. Царевичи обычно не любят ранних пробуждений. Мне это известно, как старшему дворецкому. К тому же, поздно ночью во дворец прибыли и другие наследники.
— Как вам будет угодно… — елейно ответил я, взялся за вертикальные толстые ручки и резко толкнул вперёд. Двери грохнули о стены, а я заорал: — Подъём!!!
Внутри стояла большая кровать с балдахином из красного шёлка. На ней, раскинув руки и разметав одеяла, спал в шёлковой пижаме Павел. От моего крика он едва смог разлепить глаза. Попытался поднять голову и взглянуть на меня, но щёлочки век никак не хотели расширяться. Вместо этого приоткрылся рот.
— В-ва-а-ал-л-л… — невнятно простонал он и уронил голову обратно на подушки, а потом просипел: — Что происходит?
Я прошёл вглубь спальни, к высоким окнам, раздвинул тяжёлые шторы и распахнул дребезжащие створки, впуская прохладный сырой воздух. Павел зашевелился на кровати, будто пытаясь отползти от серого рассвета.
— Что, Паша? — злорадно ухмыляясь, повернулся к нему. — Думал, что раз мы во дворце, то тренировок не будет? Нет! Мы с тобой так не договаривались. Кто меня умолял тренироваться вместе, а, царевич?!
Мой голос гремел в этих стенах, как гром.
Иннокентий встал между мной и Северовым-Годуновым, который сел на кровати и продирал кулаком глаза.
— Что-то не похоже, чтобы Его Императорское Высочество знало о вашем уговоре, — произнёс он холодно, нахмурив брови. — Вы обманули меня, господин Дубов!
— Нет… — сказал царевич, зевая. — Я действительно просил его об этом, просто… забыл. Дай мне минуту, Дубов, и я буду готов.
— Шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь… — подгонял я Павла, пока он пробегал мимо меня в ванную комнату. Иннокентий смерил меня недовольным взглядом, но смолчал.
Через минуту с небольшим царевич вышел оттуда. На его ресницах ещё остались капельки воды, а мокрые соломенные волосы прилипли к гладкому лбу. Он выглядел уже более бодрым. Быстрым шагом мы спустились на
— Там есть небольшая роща, — произнёс Павел, указывая рукой прямо, на восток. — Она скроет нас от любопытных глаз, если ты не против.
— Не против. Свидетели твоего унижения мне не нужны, — произнёс я, шагая в том направлении. Мокрая трава приминалась под моей поступью, туман расступался.
— У-унижения? — в голосе царевича появились нотки страха. — Что ты задумал, Дубов?
— Обычную тренировку, — ответил и затем обернулся через плечо, оскалив зубы. — Для меня.
— О нет… — сглотнул побледневший Павел, но убегать не стал. Пошёл за мной.
Рощица росла в трёх с половиной сотнях метров от дворца. Она широкой полосой раскинулась в обе стороны, отсекая лужайки и сад от небольшого пруда. Сама она в глубину была ещё несколько сотен метров. Голые осины, дубы, рябины с мокрой от росы корой, корявые ветки, сырая листва под ногами.
Мы шагали, разбрасывая её носками ботинок и шурша. Вышли на небольшую поляну. На неё падали косые лучи солнца, ещё слабые, но уже золотые. Зелёные травинки поднимались им навстречу из-под лиственного ковра.
— Сначала разминка, — сказал, — затем пробежка. Повторяй за мной.
— Господи, — услышал я голос Павла, — если это мой последний день на земле, пусть это будет быстро и безболезненно.
— Не трать дыхание, — прервал я его и начал разминку.
Сперва решил разогреть все мышцы, идя сверху вниз. Шея, плечи, грудь, спина с прессом, затем бёдра и голени. От упражнений от моей кожи начал валить пар, а Павел снял тонкую куртку и остался в одной лёгкой рубашке. Его лицо было красным и потным. Я втянул носом влажный воздух — он холодными струйками скользнул в ноздри и опустился в лёгкие.
— Теперь пробежка, — зловеще произнёс я.
— Да куда тут бегать? По поляне? — попытался отшутиться царевич.
— По лесу. От меня.
— От… тебя?
— Да, потому что если я тебя догоню, то отвешу щелбан.
Я подошёл к ближайшему дереву, положил ладонь на шершавую кору, оттянул средний палец, напряг его и резко отпустил. Дерево вздрогнуло, и по нему проползла трещина. Павел при виде этого зрелища судорожно сглотнул.
— А может, не надо?
— Надо, Паша, надо. Это я называю мотивацией через положительное подкрепление.
— П-положительное?! — чуть не сорвался на крик царевич, пятясь от наступающего меня. — Что тут положительного?
— Как что? — я удивился, что он не понимает очевидного. — Если я тебя не догоню, то ты не получишь щелбан. Плохо, что ли? Хорошо!
— Я… я всё отцу расскажу!
— Жалкая попытка, Паша. Ты сам меня умолял о тренировках, чтобы стать сильнее. Хочешь сдать назад?
Он снова сглотнул и нахмурился, сжав кулаки.
— Нет.
Я злорадно оскалился и наклонил корпус вперёд. Нас разделяло метра три, не больше. Полтора моих шага.