Барон Робинзон
Шрифт:
Ну да, какой же он феодал без нескольких жен и возможности нагибать служанок?!
— Правильно, - одобрил его Маниш, - тут только и остается, что смеяться!
— Как бы не пришлось потом плакать, - отозвался Михаил.
— Пойдем, поедим и все обсудим, - предложил ему Гозье.
— Опять общая говорильня?
— Нет, все вместе мы обсуждали другое, связанное с твоими будущими женами, но другое, о нем поговорим чуть позже. А сейчас просто обсудим, если хочешь, ты и я.
— Давай, - согласился Лошадкин.
– Только
Он не слишком-то вспотел, да и рабочая одежда не требовала такой частой замены, но в то же время Михаил переодевался по психологическим причинам. Там работа, здесь уже не работа. Под струями горячей воды до Лошадкина вдруг дошло, что если именно ему дают жен, то значит местные признали его главным посланцем богов - наверное, из-за управления комбайном - и все вопросы, связанные с ними, придется решать ему. С одной стороны, что-то внутри подпрыгивало, ну да, что он за феодал без подданных, готовых выполнять приказы?
С другой, Лошадкин понял, что разграничивать "тут работа, там не работа" уже не выйдет.
— Придется теперь нести свет цивилизации двадцать четыре часа в сутки, - заявил он, входя в столовую.
— А, ты уже понял, это хорошо, - кивнул Маниш.
– И да, сутки здесь чуть длиннее двадцати четырех часов.
— Это имеет какое-то значение?
— Только в смысле всяких физических расчетов и дел, - отмахнулся Гозье.
– Ну и местные считают пятерками не только дни, но и часы. В сутках пять пятерок часов, и каждый из них чуть короче земного, но вместе выходит чуть длиннее, если тебе интересно.
Лошадкин лишь пожал плечами, впиваясь зубами в мясо. Вроде Маниш хотел поговорить о женах? Или это он так издалека подводил, что теперь Михаилу придется проводить двадцать пять часов за исполнением супружеского долга?
— Ты невольно открыл нам часть своего прошлого, - заявил Гозье, держа в руках чашку с чаем, - и поэтому я решил поговорить с тобой.
— Ф офефо фофлафия?
– не слишком внятно прочавкал Михаил.
Слишком уж сильно его захлестнуло возмущением.
— Что?
— Говорю, с общего согласия?
– спросил Лошадкин сердито.
Вначале это осознание, пока мылся, теперь разговоры о прошлом! Вместо успокоения и поддержки какое-то непрерывное воздействие на мозги, если говорить цензурно, без матерных глаголов, связанных с размножением.
— В каком-то смысле - да.
— Считаешь меня пещерным человеком?!
– Лошадкин наставил на него вилку, словно хотел проткнуть.
— Нет, - моргнул Маниш, потер озадаченно смуглый подбородок.
– Ты же получил гражданство Земли!
— Что тогда?
— Скажи, тебя удивила общая толерантность и терпимость ко всем живым?
— Такое было и в мое время, - проворчал Лошадкин, возвращаясь к еде.
– Только у нас инопланетян не было.
— Вот! И я искренне прошу у тебя прощения за себя и Сандру, за
– Мы не хотели тебя обидеть, но в то же время проявили вопиющую бестактность, поддавшись эмоциям момента.
— Да ладно, - продолжил ворчать Лошадкин.
– Мы же все-таки друзья и все тут в одной лодке. Только к чему все это?
— К тому, что ты, Михаил, проделал большой путь в новом мире, но почти наверняка не знаешь и не понимаешь многое из того, что мы усвоили с детства и считаем привычным, - продолжил Гозье.
– Включая толерантность к живым всех форм и размеров. Поверь, ни у кого и мысли не мелькнуло, что в ситуации с тобой и твоими женами есть что-то необычное.
— Да?
— Да. Это предполагалось, им нужно подтверждение связи с нами. Да, ты мог отказаться, но согласился не отвергать подарок, и никто тебя за это не осудит и даже не подумает ничего, как могли бы подумать в твое время. Галактика велика, в ней масса разных живых, да ты и сам сталкивался с разными из них во время жизни на Земле, верно?
— Было такое, - согласился Лошадкин, разумеется, тут же вспомнив Алатею.
Почему местные не напоминали алурианцев, особенно алурианок? Вот их яйцеклады он бы стиснул!
— Любовь и чувства между разными живыми - обычное дело сейчас. Да, не все физиологически совместимы, как может не подходить друг друга еда разных рас, ну и что? Были бы чувства и здравый смысл, а остальное дело уже двух или трех живых, бывают и союзы из нескольких, - Маниш подвигал руками, будто хотел начертить схему или показывал овалы женского тела.
– Будешь ты спать со своими женами или нет - дело исключительно твое. Ты посланец богов в их глазах, не забывай об этом.
— Забудешь тут, - хмыкнул Лошадкин.
— Так вот, галактика велика, живые в ней взаимодействуют друг с другом, представители разных рас живут вместе, и твой случай не выходит за пределы чего-то рядового. Тем более, что мы отчасти совместимы, как показали исследования тех мордахов и хрокагов, что проходили у нас лечение.
— А ламассы?
– невольно спросил Лошадкин.
— Тут надо спрашивать Кима, - улыбнулся Гозье.
— Хорошо, - Михаил отставил в сторону тарелки и откинулся, сыто отдуваясь, - я понял, что все в моих руках. А что нам говорят мораль и этика?
— Что они могут говорить?
– пожал плечами Маниш.
– Мы решили вмешаться в их жизнь, в тот момент все наши прошлые споры о морали и праве силы должны были закончиться. Если тебя интересует мой совет, как друга, то скажу так: поступай так, чтобы потом не было стыдно за свои поступки.
— Хороший совет, - признал Лошадкин.
– На все случаи жизни.
— Да, сам им пользуюсь. Сейчас мордахи, хрокаги и ламассы спешно будут подбирать красавиц и собирать своих, всех, кого обязательно надо позвать на свадьбу.