Барышня и хулиган
Шрифт:
— Он жив? — опросила она тихо.
— Похоже на то, — ответил Мишка и тут же набрал 02.
Когда мы подъехали к пристани, там уже стояли две милицейские машины.
— Его нашли? — бросилась Эмма к первому же милиционеру.
— Ищем, — невесело ответил тот, в этот момент от реки раздался крик:
— Идите сюда.
И все бросились в ту сторону.
Эмма вдруг ужасно закричала, а я замерла на месте точно вкопанная. От реки подбежал запыхавшийся Мишка. Он схватил меня за руку и поволок к машине.
— Вызовите «Скорую», — крикнул кто-то совсем рядом, а я спросила:
— Илья жив?
Мишка покачал
— Там труп, обгорелый до такой степени… в общем, головешка.
— А вдруг…
— У него не хватает безымянного пальца на правой руке.
— Боже мой, — пробормотала я, оседая на землю. Мишка успел подхватить меня и усадил в машину.
— Сиди и не высовывайся. Сейчас опять начнут вопросы задавать.
— Миша, зачем они это сделали? Ведь они получили деньги?
— Ты забыла, что сказал Илья по телефону: он догадался, кто убил Палыча, и вот результат…
Домой мы вновь попали уже под утро. К тому времени не только я, но и Шальнов лишился своего оптимизма. Вместо того чтобы лечь спать, он принялся курить и вышагивать по гостиной.
— Миша, — позвала я, — о чем ты думаешь?
— О деле, — недовольно ответил он.
— Знаешь, по-моему, она его по-настоящему любит, — вздохнула я.
— Кого?
— Илью, конечно.
— А-а… слушай, шла бы ты спать.
— А ты?
— А я немного подумаю.
— Тогда я лучше здесь посижу.
— Совершенно необязательно.
— Миша…
— А?
— Ты Эмме сказал, что не можешь рисковать любимой женщиной.
— Ну?
— Что «ну»? Ты ведь не просто так сказал?
— Не доставай меня, а? — взмолился Шальнов. — Иди отсюда. Всю ночь на ногах, тебе надо отдохнуть.
— Чего ты на меня злишься?
— О господи, да ты святого достанешь. Иди спи…
Я поднялась в спальню, начав реветь еще по дороге. Ведь знала же, что такому парню, как Шальнов, верить нельзя. И что теперь? Я вот сижу, реву как дура, а ему наплевать. Он, видите ли, думает. Мне стало так горько, так одиноко, что я зарыдала в голос, сунув голову под подушку. Потом понемногу успокоилась, прислушиваясь к шагам внизу. Я страдаю, а ему до этого нет никакого дела. Он эгоист, черствый, самовлюбленный тип. Я просто идиотка, раз могла вообразить, будто такой человек способен любить кого-то. Он не любил Катьку, и до меня ему нет никакого дела. Закончится это дурацкое расследование, и он отправит меня в Кострому, отмочив на прощание какую-нибудь шуточку. Так мне и надо, сестра предупреждала… Незачем дожидаться, когда он популярно объяснит, что мне пора отправляться домой, я вполне могу уехать сейчас. Все равно толку от нашего расследования никакого. Если Мишке нравится играть в Шерлока Холмса — на здоровье, а я устала. Может, Катька в Костроме объявится, а может, она у меня и живет в настоящее время? А что? Из ее подозрительных друзей обо мне мало кто знает, и моя квартира для нее идеальное убежище.
Внизу стало тихо. Как я ни прислушивалась, не могла разобрать ни звука. Подождав еще немного, я спустилась вниз. Шальнов лежал на диване и крепко спал. Я постояла над ним немного, затем поднялась в спальню, собрала свои вещи и написала записку: «Миша, извини, но я считаю, что расследованием должна заниматься милиция». После чего подхватила свою сумку и пошла к входной двери, правда, не удержалась и еще раз заглянула в гостиную. Мишка спал как убитый. Я вытерла слезы,
До отправки оставалось еще полчаса, время шло, а я все чаще вертела головой, высматривая в толпе пассажиров знакомую фигуру, но так ничего и не высмотрела. Это только в кино герой непременно появляется в последний момент, объясняется героине в любви, и потом они живут долго и счастливо. И все-таки до последнего мгновения я продолжала надеяться.
Автобус тронулся с места, а я закрыла глаза и даже отвернулась от окна. Город остался позади, и я почувствовала странное спокойствие, будто этих сумасшедших дней вовсе не было в моей жизни, точно они мне привиделись во сне, а теперь я проснулась.
В полдень я вышла из троллейбуса неподалеку от своего дома, подумала и завернула в парикмахерскую. Покрасила волосы в привычный цвет, стянула их в хвост на затылке, достала из сумки очки и сразу же почувствовала себя в своей тарелке.
Подходя к родному подъезду, я что-то насвистывала, прикидывая, что, наскоро перекусив, отправлюсь к кому-нибудь из девчонок. Мы сходим на пляж, а вечером… На ступеньке, в трех шагах от моей квартиры, сидел Шальнов. Услышав, как хлопнула дверь, он поднял голову и уставился на меня.
— Это ты? — спросил Мишка с сомнением.
— Я, — пожала я плечами. — Давно ты тут сидишь?
— Минут пятнадцать. Уже начал волноваться… Ты совсем на себя не похожа, — заметил он, а я опять пожала плечами:
— Наоборот.
— Очки… у тебя что, зрение плохое?
— Минус два.
— Я в этом не разбираюсь. Может, мы войдем в квартиру? — вздохнул Шальнов. Мы вошли, я бросила сумку у порога и прошлась по своим двадцати трем квадратным метрам, но никаких следов Катькиного присутствия не обнаружила. — Значит, здесь ты и живешь? — спросил Мишка, оглядывая мои хоромы. — Квартира твоя или снимаешь?
— Снимаю.
— Понятно. Не скажешь, что это дворец.
— Да, после твоей выглядит довольно паршиво. Но мне нравится. Когда я была маленькая, мы тоже в «хрущевке» жили, правда в двухкомнатной.
— А мы в коммуналке. Настоящий барак, длинный такой коридор и восемь комнат. Мама привыкла. Даже когда я купил ей квартиру, ни за что не хотела переезжать. Еле уговорил.
— У тебя есть мама? — несказанно удивилась я, Мишка скривился, а я покраснела. — Извини, я не правильно выразилась.
— У меня две сестры и два брата. Отец умер восемь лет назад, был путевым обходчиком. Мама тоже на железке работала.
— И где они?
— В Кургане. Слышала о таком городе?
— Слышала, кажется…
— Ну вот, я оттуда.
— А здесь как очутился?
— После армии, служил тут неподалеку… Ты чего сбежала?
— Я не сбегала, — сказала я, поставив на плиту чайник. — Я оставила тебе записку, где все объяснила.
— Ничего ты не объяснила. Я тебя чем-то обидел?
— Вовсе нет, — ответила я. — Слишком много трупов. Боюсь, что мы только все запутали еще больше и ни в чем так и не разобрались. Пусть этим занимается милиция.