Барышня ищет разгадки
Шрифт:
Надежда сегодня принесла завтрак и унеслась, что-то там ей нужно было сделать для Лукерьи. Лукерья как чуяла, что я хочу вызнать что-нибудь об их прежней жизни, и звала племянницу в тот момент, когда та уже была готова рассказывать. Ничего, не будем торопиться.
А после завтрака я задумалась — смогу ли попасть на тот берег тенями? Выходить на улицу не хотелось совсем, правда, я всё равно надела шубу и прочее, потому что мало ли как, вдруг придётся выходить? И подумала о докторе Зимине.
И что же? Я отчётливо увидела, куда нужно сделать тот шаг, чтобы оказаться
— Ты думаешь, Василий, я просто так пришла на тебя поглядеть? Так мне тебя дома за столом хватает, спасибо, достаточно. По делу я пришла, и нечего меня выпроваживать!
В кабинете на стуле перед Зиминым восседала его тёща, памятная мне по тем осенним событиям Матрёна Савельевна. И чего-то она от Зимина хотела. Пусть уже говорит, да я и пойду.
— Слушаю тогда, Матрёна Савельевна, о чём таком вы дома говорить не стали? — Зимин, как всегда, спокоен.
— Вот ещё, Аришку да девочек пугать!
Аришей звали дочь Матрёны Савельевны, супругу Зимина. Так, чем это почтенная дама не хочет пугать домашних?
— Рассказывайте, — кивнул Зимин.
— Так ведь Капитоновна приходила, и рассказывала, а потом — Авдотья Никодимова, и ещё Варфоломей сам тоже говорил.
Вероятно, упоминание всех этих почтенных людей должно было настроить Зимина на деловой лад. Он же молчал, и в лице его мне почудилась насмешка. Матрёна Савельевна посопела немного, и вынуждена была продолжать.
— К Варфоломею по ночам Петруха взялся ходить! — выдала, и ждёт реакции.
А Зимин смотрит, примерно как и я, наверное. Потому что, кажется мне, знать не знает, кто таков тот Петруха.
— Боюсь, Матрёна Савельевна, вам придётся пояснить. Не имею чести знать того Петруху, о котором вы рассказываете.
— Тьфу, ты ж потом уже приехал, — вздохнула она. — Петруха — это старый хозяин того дома, где теперь живёт Варфоломей. А Варфоломей в тот дом заселился, как приехал, потому что Петруха тот помер, да паршиво помер, и дом тот вовсе сжечь хотели! Но Варфоломей сказал, что хороший дом, и нечего его жечь, а только лишь освятить, ну и какие-то свои маговские навороты он тоже сделал сразу, и батюшку позвал, чтоб освятил, всё честь по чести. И свечки ставил за упокой, и заказал, чтоб поминали того Петруху, как положено. Но или время вышло, или что они там сделали не так, а Петруха уж вторую неделю повадился, как полночь, приходить и душу Варфоломею мотать — мол, его дом, а коли Варфоломей в нём живёт, то пусть идёт с ним по его слову. Может, кто другой бы и пошёл, не знаю, но Варфоломей-то маг, его так просто не взять. Он отгородиться-то может, а надо, чтобы того Петруху вовсе с концами изгнать!
Василий Васильевич покачал головой.
— Но я-то здесь совершенно бесполезен.
— Не дура, понимаю. Но у тебя есть в приятелях некромант, который к тебе сюда шмыгает и с упокойничками твоими разговаривает. Ладно, ладно, не с твоими, с теми, которых к тебе доставляют, — замахала она руками в ответ на изменившееся лицо Зимина.
—
— Ну так мы того, заинтересуем, — тут же ответила она. — Что я, по-твоему, первый день на свете живу? Всех можно заинтересовать!
Так, кажется, момент хороший. Я усмехнулась про себя и шагнула в кабинет Зимина за спиной Матрёны Савельевны.
— Здравствуйте, Василий Васильевич, очень рада видеть вас снова. Здравствуйте, Матрёна Савельевна.
Зимин тут же поднялся и радостной улыбкой двинулся мне навстречу.
— Какой сюрприз, Ольга Дмитриевна! Это что же, вы — тот новый маг в управе?
— Так вышло, — улыбаюсь, я и впрямь рада его видеть.
— Значит, Соколовский тогда оказался прав, и вы — не просто маг, да ещё и некромант, — качал он головой. — Сам бы не видел вас и тогда, и сейчас — ни за что бы не поверил, если бы мне рассказали такую историю.
Матрёна же Савельевна глядела на меня с опаской и крестилась.
— Это ты откуда ж взялась-то? — даже приподнялась и украдкой потрогала край моего тулупчика.
— С того берега, — улыбнулась я ей. — Я теперь служу в управе и живу на Третьей Солдатской. А перед тем получила диплом академии в Москве.
— Очень рад, Ольга Дмитриевна, что всё так обернулось. Располагайтесь, вы ведь по тому вопросу, о котором говорил Соколовский?
— Да, верно. И если нужно кого-то допросить, то и за этим тоже.
— Да, есть у нас один, всё верно. И документы посмотрим, как он просил.
— Это обязательно. Но мне тут ненароком удалось услышать конец вашего с Матрёной Савельевной разговора. Кому тут нужен некромант?
Матрёна Савельевна воодушевилась и взглянула на меня более уверенно.
— Так Варфоломею Курочкину, тут близенько живёт, дома строит для железнодорожных, и для всяких прочих тоже. Хороший мужик, правильный, надо бы помочь. Но ты что, умеешь? Можешь прогнать упокойничка, чтоб не ходил больше?
— Могу, — и это даже проще, чем посмертный допрос.
Это нежить, просто нежить.
— Значит, нужно Варфоломея-то зазвать, пускай приходит и расскажет, как есть, — Матрёна Савельевна поднялась, подхватила шубейку и была такова.
А мы с Зиминым переглянулись и рассмеялись. Впрочем, он почти сразу нахмурился.
— Вы и вправду готовы решить этот вопрос?
— Да, я думаю, это нежить, просто нежить. Но понимаю, что у обычного человека, и даже у обычного мага нет ничего, что можно было бы противопоставить той нежити. А мне — есть, что.
Зимин вздохнул и покачал головой.
— Что ж, значит, послушаете и посмотрите. А пока — что сначала, допрос или бумаги?
— Допрос, — это сложнее, лучше сразу же и сделать.
Впрочем, сложностей не оказалось. Железнодорожный рабочий замёрз на погрузке вагонов, простыл, не лечился, простуда осложнилась, видимо, пневмонией, и та оказалась смертельной. Его нашли утром соседи по бараку, и принесли в больницу.
— Что ж, случается, — вздохнул Зимин.
И в самом деле — случается.