Башни полуночи
Шрифт:
Ну, уж нет, Мэт не станет туда возвращаться. В Двуречье нет Туон. Свет, ему же придется решать, что с ней делать. Но уж точно ему не хотелось отрывать её от себя. Если б она по-прежнему была рядом, то он даже безропотно позволил бы ей называть себя Игрушкой. Но не слишком часто.
Итак, сначала Морейн. Хотел бы он узнать побольше об этих Илфин, Элфин и их проклятой башне. Никто про них ничего не знает. Никто не может рассказать ничего, кроме треклятых легенд. И никто не может подсказать ничего полезного…
Никто… кроме Бергитте. Мэт встал посреди улицы как вкопанный.
Проклиная себя за тупость, он свернул в сторону Внутреннего Города. Улицы становились всё пустыннее, хотя прямо перед дождём было довольно людно. Вскоре Мэт почувствовал себя единственной живой душой во всём городе. Попрятались даже карманники и попрошайки.
Почему-то от этого Мэту стало не по себе сильнее, чем от чувства постоянной слежки. Это было неестественно. Проклятье, кто-нибудь обязательно должен был следовать за ним, чтобы проверить, не стоит ли его пощупать. И в который раз он пожалел о том, что при нём нет медальона. Каким же он был идиотом, что его отдал. Лучше было отрезать собственную треклятую руку и отдать её в качестве платы Илэйн! Может где-то в этой темноте скрывается голам?
На улице должны быть разбойники. В городе их всегда полно. Это едва ли не самая важная треклятая часть любого города. Ратуша, пара гостиниц, таверна и несколько тупорылых ребят, единственное желание которых - вывалять тебя в грязи и потратить все твои сбережения на выпивку и девочек.
Он пересек площадь и сквозь Каменные Ворота направился во Внутренний Город. Влажная от дождя белая арка, казалось, сияла в призрачном свете скрытой за облаками луны. Посох Мэта гулко стучал по каменной мостовой. Стражники, охранявшие ворота, попрятались под капюшоны плащей и хранили молчание. Они казались больше похожими на статуи, чем на живых людей. Всё место было похоже на склеп.
За воротами он свернул и прошёл через переулок, а потом остановился в нерешительности. Ему показалось, что он заметил впереди тёмные фигуры, прячущиеся в тени. С обеих сторон улицы возвышались тёмные высокие здания великолепной огирской работы. Из переулка послышался возглас.
– Ограбление?
– с облегчением пробормотал Мэт.
Из переулка выглянула крепкая фигура. В лунном свете показался парень с тёмными глазами, закутанный в длинный плащ. Увидев Мэта, он застыл от неожиданности. Потом махнул рукой с толстыми пальцами, и навстречу Мэту бросились трое его приятелей.
Мэт немного расслабился, вытирая со лба дождевые капли. Значит, и этой ночью без разбоя не обошлось. Какое облегчение. Он просто испугался собственной тени!
Громила нацелил в Мэта удар палицей. Мэт специально прицепил меч справа, поэтому громила купился на уловку, считая, что противник первым делом схватится за оружие.
Вместо этого Мэт мгновенно поднял посох, врезав им по вражеским ногам. Разбойник споткнулся, и Мэт ударил его по голове. От вора, который, падая, задел одного из своих приятелей, разлетелись брызги уже всерьёз начавшегося дождя.
Мэт отступил назад и опустил посох на голову запнувшегося грабителя.
Тот поднял свою палицу, чтобы блокировать удар в голову, поэтому Мэт перенацелил посох в ноги. Потом он поворотом посоха отвёл ослабевшую руку противника и свалил того ударом прямо в лицо.
Затем Мэт небрежно метнул нож навстречу бросившемуся в атаку предводителю банды. Вожак булькнул, зашатался под струями дождя и вцепился в нож, торчавший из горла. Остальных Мэт бросил лежать без сознания - бедняги, возможно, примут данное предупреждение к сведению и изменят свою жизнь.
Мэт отступил в сторону, позволив вожаку наконец рухнуть, сделав нетвёрдый шаг вперед. Он упал поверх трёх своих товарищей. Пинком Мэт перевернул его тело, вытащил нож и вытер его. Наконец, он обратил внимание на жертву ограбления.
– Очень, очень рад вас видеть, - произнёс Мэт.
– Вы… вы?
– спросил человек.
– Точно, я, - ответил Мэт, выпрямляясь.
– Начал уже думать, что этой ночью воры забросили свою работу. А город без воришек - всё равно, что поле без сорняков. А раз нет сорняков, зачем тогда нужен фермер? Доложу вам, это треклятски негостеприимно.
Спасённый шагнул вперёд на подгибающихся ногах. По всей видимости, слова Мэта сбили его с толку, но он нашёл руку Мэта.
– Спасибо вам!
– у парня был гнусавый голос.
– Спасибо, большое-пребольшое.
– В неярком лунном свете Мэт едва смог различить у несуразно худого малого широкое лицо с кривыми зубами.
Мэт пожал плечами, отложил посох и сдвинул шарф вниз. Тот промок насквозь, и его стоило выжать.
– На твоём месте, приятель, в такую ночь я бы остался дома, а не шлялся по улицам.
Спасённый охнул из темноты.
– Ты!
– воскликнул он, едва не взвизгнув.
Мэт зарычал:
– Кровь и проклятый пепел! Неужели никуда нельзя пойти, чтобы тебя не…
Он оборвал себя на полуслове, заметив, что человек сделал выпад сверкнувшим в лунном свете кинжалом. Мэт чертыхнулся, и выставил навстречу шарф. Лезвие пронзило ткань, вместо живота Мэта. Он быстро повернул руки, запутав кинжал убийцы в ткани.
Человек вскрикнул, Мэт отпустил шарф, выхватил каждой рукой по ножу и рефлекторно метнул. Они попали в глаза. Каждый нож вошёл точно в глаз. Свет! Мэт туда даже не целился.
Человек рухнул на мокрую мостовую.
Тяжело дыша, Мэт выпрямился.
– Материнское молоко тебе в чашу! Треклятое молоко!
– Он схватил свой посох и огляделся, но тусклая улица оставалась пустынной.
– Я же тебя спас. Спас! А ты пытался меня же пырнуть ножом?
Он присел подле трупа. И с мрачной уверенностью в том, что он сейчас найдёт, обыскал карманы. Нашлась пара монет - золотых!
– и сложенный клочок бумаги. В лунном свете на нём было видно лицо Мэта. Он смял портрет и сунул в карман.