Башня Богов III
Шрифт:
— Если вы ищете выход на Землю, я могу открыть портал.
И отпустил.
Все трое застыли, у детей открылись рты, заблестели глаза. Значит, я верно угадал: Гусельский зачем-то привёл их сюда, может, хотел похвастаться или убедить учеников начать восхождение в Башне, в общем, думал, что крутой, и собирался произвести впечатление. Типа Базарат же безопасный и подойдёт для знакомства с Башней. Но прибыв сюда, Арсений вдруг понял, что двери назад не открываются, и он не в курсе, как «пройти Базарат». Наверняка у новоиспечённого десятника и денег на покупку гида
Учитель года, блд.
Я закончил прохождение этажа и мог бы открыть им дверь домой прямо сейчас. Гусельский в неё не пройдёт, потому что должен открыть свою собственную, а вот дети не инициированы и сто процентов смогут вернуться. Правда, шанс на то, что мы с ними из одного города, был маловат. Но я не стал даже уточнять, потому что знал, что очень скоро власти запретят ходить в Башню и возьмут на учёт всех, кто начал восхождение. Засветить свою квартиру, а при определённой неудаче и жену незнакомым школьникам я, конечно, не хотел. Поэтому пойдём другим путём, чуть сложнее.
Тут Гусельский для разнообразия мне помог:
— Ну коне-э-эчно, так я взял и доверил детей неизвестному мужику, — возмутился он, резко отступив. От внезапного проигрыша учитель весь покрылся красными пятнами, глаза бегали, но он сделал вид, что вообще ничего не произошло. Не хотел позориться перед учениками, хотя они всё увидели и поняли.
— Тогда давай расскажу, как пройти этаж и получить…
— Базарат нельзя пройти! — прошипел Гусельский, пытаясь восстановить реноме и доказать хотя бы себе, что он умнее. — Это не обычный этаж, а мета-функциональный, тут нет заданий и обжективов. Если бы вы внимательно читали приветствие…
— Есть условия, просто скрытые. Нужно купить и продать что-то стоимостью больше десяти воронов, а ещё заработать репутацию у любого торговца, чтобы получить метку доверия.
Наконец-то Арсений заткнулся. Он быстро переварил сказанное и кивнул, избегая смотреть мне в глаза.
— Я так понял, с деньгами у вас туго…
Я достал монеты и уже хотел было протянуть их Гусельскому, как вдруг покрылся испариной, осознав, что сейчас произойдёт. Твою мать, меня же накроет откат за доброе дело! И как поступить?
Дети смотрели с надеждой, а учитель с неприязнью, и я внезапно понял, что хочу унизить Гусельского даже больше, чем сделать доброе дело.
— Вот, десять воронов в фонд нищебродов-неадекватов, — сказал я, глядя на него, как на пустое место, и протянул монетки. — Надеюсь, поможет в вашем забавном положении.
Тот молча принял и буркнул:
— Ладно, спасибо.
— Желаю удачи, — широко улыбнулся я, максимально проецируя мстительное удовлетворение. Особо стараться и не пришлось, я примерно его и чувствовал.
Дети обрадовались такому повороту событий, им было уже давно некомфортно и страшновато, они хотели домой.
— А булочку?! — возмутились сразу десяток пышек. — Купить
— Угости друга!
— Полакоми детей!
— Ладно, ладно, — согласился я, купил четыре плюшки и протянул их Гусельскому прямо с помоста, сверху. Так, чтобы взять плюшку можно было, только привстав на цыпочки.
— Спасибо, не голоден, — фыркнул Арсений, скрестив руки на груди.
— Бери и корми детей, — сказал я тихо, но таким тоном, что он вздрогнул и тут же забрал.
Безоблачное небо, температура двадцать четыре градуса и никакого отката, такая погода меня устраивала. Помахав притихшим землякам, я покинул оживлённый перекрёсток.
— Какой ты щедрый, умный и красивый, — ласково запела сдоба, ёрзая у меня в руке.
— Помолчи, мягонькая, а то пойдёшь на корм рыбам.
— Как скажешь, хозяин, — весело ответила плюшка. — Только ты сам сейчас потеряешь дар речи. Когда вкусишь меня.
И слушайте, она оказалась права!
Чёрствые ворота состояли из кусков высохшего хлеба, испечённого из таких видов сырья, которые не загнивали, а каменели. И у ближайших лавок сложилась традиция весь недоеденный закаменевший хлеб свозить сюда и встраивать в постепенно растущие врата. Когда-то они были человеческого роста, теперь стали великанского. Кто-то специально ради этого недоедал маленькую корочку, а потом гордо рассказывал детям и внукам, что внёс посильный вклад в создание важной достопримечательности.
На воротах стоял уже с утра замудоханный привратник и руководил проездом лодок по каналу, фур и телег по шести пересекающимся мостам и пеших по трясущимся от каждого шага подвесным мосткам.
Гвалт и ругачка здесь стояли страшные. Куда прёшь, грести научись, кто посадил гермафродита за рулевое колесо, щас рога обломаю, да я тебе чешую выдеру, а я на твою маму фаербол кастовал, — вот это всё. Несчастный привратник зычным, но уже надтреснутым голосом и волшебной дирижёрской палочкой затыкал рты мешавшим и разводил сложнейшие пробки, словно преисполненный логистического провидения Моисей.
— Один котик за проход, кидайте прямо в реку, — буркнул он мне. Я кинул монетку, не особо понимая, почему и для чего, и с какой стати в реку (наверное, плата напрямую речному духу?), но не стал тормозить очередь и выяснять.
Миновав мощную чёрствую арку, я оказался в более спокойном районе, который ещё только просыпался, — и минут за двадцать дошёл до Мохового порта. Там быстро нашёл лодку-баржу, гружёную тюками и рулонами ткани, расстался с ещё десятью котиками и удобно устроился на куче ковров. Там и уснул, ибо плыть предстояло три часа, а я чертовски устал и как раз было удобно отдохнуть.