Башня Богов
Шрифт:
— Кхе-кхе, — сказал он елейным голосом. — Какие умнички, что за идиллия настоящей дружбы, и каков интеллект, ах, прямо разгадатели хитростей, разрушители мифов, развенчатели проклятий, браво, молодцы.
Он опустил полы мантии и церемонно поклонился, оттопырив трость.
— Это ты создал иллюзию целого народа и истязал Птюча двести этажей? — спросил я, хотя и так знал ответ.
— Каюсь, грешен, — засмеялся Курум. — Я бы даже сказал, неистребимо-порочен, не могу отказать себе в наслаждении поиздеваться над бедным ребёнком. Впрочем,
— Дядюшки Юраса?
— Ох, какой ты прямолинейный, бесишь, сил нет, — закатил глаза Курумикс, и его черты на маленькое мгновение исказились в крайнем раздражении, деформируясь в какое-то странное нечеловеческое существо, в пластичной тёмно-фиолетовой шкуре. Но тут же искажение разгладилось, и он вернул себя в птюрса.
— Господин Насмешник? — произнёс Алорин, охрипнув от волнения, и подался вперёд. — Я хочу извиниться за те ошибки, которые допустил мой дед. Но ваше наказание было чудовищно несправедливым и жестоким. Вы обрекли на страдания целый народ…
— Серьёзно? — прыснул Юрас. — Ты до сих пор веришь своим недалёким сородичам и их бредням? Даже осознав, сколько несправедливого бреда они лили тебе в уши всю твою маленькую отважную жизнь? Ну же, включи недокурий мозг, чего я терпеть не могу, так это глупцов! Конечно, играть с глупцами одно удовольствие. Но раз уж ты прошёл двести этажей, преодолел невероятно могущественное проклятие и стоишь на пороге судьбоносного момента, способный на редчайшее деяние: выиграть игру со мной! То будь добр, перестань быть дурачком.
— Наша планета двигалась в гибели до твоего прихода? — догадался Алорин. — Мы были обречены, и луна взорвалась, планета сместилась и стала падать на солнце, а после Мириад пришёл — вовсе не из-за твоего проклятия. Верно?
— Верно, верно, — сварливо согласился Юрас. — Я безусловный садист без жалости и упрёка, и вселенский пройдоха, способный на всё ради красивой Игры. Но великие законы и на меня действуют. Я не могу прийти в свободный мир и угробить его. Только в гнилые, гибнущие, ущербные измерения. На них уже всем примерно пофигу, вот их падением можно поживиться, устроив из него великолепный, невиданный, масштабный и полный страстей Аттракцион.
— Аттракцион? — тихо спросил Птюч.
— На свете нет ничего важнее и интереснее, чем метания искренней души — и красота тончайших взаимодействий правил Игры, — сказал Курумикс очень серьёзно, подавшись вперёд и заглядывая нам в глаза. — Вы, птюрсы, подарили мне и моим игрокам истинное наслаждение и первого, и второго. Ведь есть одна деталь, которая делает всё представление настоящим произведением искусства: твои птюрсы сидели дома, но всю дорогу были здесь, с тобой.
— Как это?
— Как только ты покинул чистый мир, я погрузил всю твою расу в мертвенный сон-стазис. И они считали,
— Значит, они пережили всё, что с нами было?
— Да. Но каждый «погибший» очнулся от морока там, в безопасности, в собственном теле, — усмехнулся Курумикс. — Так я достиг и высоких ставок, и искренних метаний, и соблюдения правил Игры.
— И превратил без того натерпевшийся народ в своих марионеток, — буркнул я.
— Ой, мистер судья, пощадите, вы слишком жестоки к бедному старому гейм-мастеру, — скривился Курум и снова повернулся к Птючу. — Постепенно, шаг за шагом все птюрсы один за другим проиграли и вышли из моей Игры, лишь мы с тобой приближались к финишу. Мне даже пришлось прибегнуть к фантомной массовке, иначе, боюсь, ты бы потерял мотивацию бороться последние этажи, без своего народа. Но я очень хотел довести Игру до конца и узнать, кто победит: я или птюрсы?
Он развёл крыльями.
— А ты, наверное, не нарушаешь собственных правил игры, — сказал я, пытаясь незаметно подсказать Алорину. — Они для тебя священны.
— Заткнись, умник, ты меня порядком раздражаешь!
Конечно, он понял, что я пытаюсь сделать. Юрас повёл своей тростью, и я моментально превратился в человекообразную фигуру, состоящую из небольших воздушных шариков, едва держащихся друг за друга! Сквозняки шли по туманной земле и норовили меня разрушить, я со всех сил напряг шары, чтобы не разлететься во все стороны!
— Дальше ты и сам знаешь, — поклонился Курумикс.
— Дальше мне повезло встретить Яра, — улыбнулся Алорин.
— Можно и так сказать. Что ж, ваше бывшее перейшество, маски сорваны, масок больше нет. Пора подвести итог нашей игры. Бросай кубик, чтобы определить исход!
Он снял со своей трости крылатый додекаэдр, усыпанный маленькими аметистами, и протянул птицу. Я пытался крикнуть, предупредить, но шары начали вырываться и разлетаться в стороны. Твою маааааа…
— Не стану бросать кубик, — спокойно сказал Алорин. — Мы с Яром уже определили ход судьбы птюрсов и уже победили тебя в твоей игре, Юрас Насмешник. Ты зря пытаешься обмануть меня кубиком и заставить полагаться на удачу. Прими поражение и отпусти нас, потому что мы отказались от твоей проклятой Короны, сначала я, а потом мой друг. Так что теперь мы свободны.
Курумикс медленно вернул дайс на место и отступил назад. На его лице проступила умиротворённая улыбка. Небо дрогнуло, и на нём нарисовался гигантский гипнотический Глаз, сияющий фиолетовым цветом.
— ИГРА ПТЮРСОВ ЗАВЕРШЕНА! — провозгласил Глаз, и эхо его голоса раскатилось по всем закоулкам нашей с Птючем души.
Ветер закрутил мои воздушные шары, складывая их воедино, возвращая в человеческую плоть. Я закашлялся, упав на колени, блин, пожалуйста, люди, не превращайтесь в воздушные шары, это самое стрёмное ощущение в мире!