Башня континуума
Шрифт:
— Ты кто?
— Ты спрашиваешь, кто я, жалкий ты червяк? — прогрохотал ангел. — Внемли, ибо я ОТЕЦ АВАДДОН!
Кит ощутил, как что-то трескается внутри. Его рассудок. Его здравый смысл. Его вера. Или… его неверие? Было ли представшее его взору существо реальным, или сотканным из грез и кошмаров?
— Но… что там? Смерть?
Красный ангел, Отец Аваддон, засмеялся божественно прекрасным, переливчатым смехом. Восемь его фасеточных глаз, выпуклых и блестящих, как у насекомого, светились высшим,
— Да. Смерть. И последующее возрождение в очищающем пламени Страшного Суда, в единой и вечной песне Священного Роя. Ступай к нему, к моему пророку Сэйнту. Поспеши. Мы уже изрядно заждались.
Глава седьмая
Крысы, часть вторая
Ангелы пели и шептали, умоляли, звали за собой.
Идем. Мы покажем путь.
Ангельские крыла подхватили и унесли его ввысь. Неведомая сила волоком протащила его через временной туннель к последнему пункту назначения.
Город Городов. Столица Империи. Форт Сибирь.
Древний и великий город умирал, охваченный заревом пожаров, опустевший и разоренный, гниющий под стерильно-белым светом, низвергающимся с искусственных небес биокуполов. Ни закатов, ни рассветов, ни смены времен года — лишь ровный, безжалостный, кромсающий сетчатку глаза белый свет. А, если на мгновение-другое обойтись без возвышенной поэзии — первейший признак того, что власти объявили в столице чрезвычайное положение. Но почему? Что случилось?
В потоках этого жуткого белого света город превратился в подобие театральных декораций, среди которых разворачивалась величайшая в истории трагедия. Ни здания, ни голые черные деревья без листвы не отбрасывали теней. Купола разоренных, разграбленных церквей со сброшенными крестами казались облитыми червонной кровью. Жилые здания и деловые небоскребы выглядели обезлюдевшими и безжизненными. Студеный воздух был отравлен спорами красной чумы и радиацией. Земля содрогалась и трескалась от взрывов и глухих раскатов артиллерийских канонад.
Он увидел шныряющие по городу орды гигантских, гротескно омерзительных монстров, уродливых, диковинно деформированных, с множеством мохнатых конечностей, жадными, голодными ртами и глазами, полыхающими оранжевым огнем.
Он не представлял, чем это может быть. Инопланетным вторжением? Глобальным катаклизмом? Судным Днем? Но он увидел не только легионы монстров, он увидел и другое.
Он увидел слепых плакальщиц, стенающих, заламывающих руки в безутешных мольбах карающему Всевышнему.
Обезумевшую мать, прижимающую к истекающей молоком груди мертвое дитя.
Безлюдные проспекты, по которым ветер шаловливо, будто котенок слюдяными коготками, гонял обрывки газет, пустые пакеты из-под молока и разноцветные
Солдат, превратившихся в грабителей, насильников и мародеров.
Мародеров, потрошащих трупы, сдирающих с распухших пальцев венчальные кольца, выдирающие из мертвых ртов золотые зубы — стервятников в человеческом обличье.
Костры, в пламени которых страшные бродяги-людоеды запекали в углях человечину и лакомились мясом, набивая жадные желудки, запивая греховную трапезу дорогими винами из разоренных погребов величественных особняков.
Тюремные камеры, переполненные мертвецами, которых сторожили мертвые тюремщики, а и тех, и других пожирали орды жирных серых крыс.
Разоренный, разграбленный, сожженный имперский Дворец, и золотые, рубиновые и изумрудные залы, ставшие пристанищем бродячим псам.
Он увидел все это, и много больше, словно пеструю мозаику, сложенную из тысяч кусков, но одного куска недоставало.
Копилка.
Величайшее здание Империи.
Он вдруг понял, отчего небо выглядело столь непристойно голым, таким сиротливым. Ее больше не было. Ее серебристый шпиль исчез.
Она — упала.
Дэниэл расстался с братом далеко не на дружеской ноге. Перед самым отъездом на Дезерет их милость подкараулил Дэниэла в коридоре, впечатал сиятельной дланью в стену и принялся избивать свернутой в трубочку газетой. Именно, свежим выпуском «Вестника Республики». И первым, который вышел при участии Дэниэла. Его статья красовалась прямо на первой полосе под скромной подписью от редакции.
— Что это такое? Эта газета… Терри сказала мне, ты устроился туда работать!
— Да, устроился, и в чем дело.
— Ты еще спрашиваешь? Ты сам-то читал свою дрянную газетенку? Что там такое пишут. Смерть диктатуре! Смерть диктатуре! Это прямые призывы к свержению действующего государственного строя!
Дэниэл решил промолчать, надеясь, что брат уймется, но не тут-то было. Кит с головы до пят был объят священным негодованием. Его благородная преданность Престолу, государю и диктатуре была абсолютна и незыблема. Он был задет в самых лучших чувствах, унижен и оскорблен.
— Ты вытворяешь это специально, чтобы позлить меня, да? — спросил свирепо их сиятельная милость, взяв младшего брата за грудки и хорошенько тряханув.
— Отчасти… но, главным образом, потому, что я считаю: диктатура заслуживает мучительной, медленной смерти.
Кит сразу понял, что Дэниэл не шутит. Конечно, нет. Их сиятельная милость поперхнулся, оторопел и от оторопи сбавил обороты.
— Прелестно. Значит, теперь ты решил заделаться революционером и взбираться на баррикады. Самая подходящая карьера для записного неудачника.