Башня континуума

Седых Александра

В узких кругах местной политической элиты пристрастие бургомистра к юным девицам нескромного поведения отнюдь не являлось тайной за семью печатями, как и его привычка уединяться с ними в роскошном охотничьем домике в Топях.

— По-твоему, я должен ему верить? — спросил Гордон хмуро.

— Само собой, не должен. Ты не должен верить никому. Кроме меня. Ведь я твоя жена, — сказала Виктория и состроила самую умильную мордашку, на какую только была способна.

Гордон помедлил секунду, но подошел, сел рядом и

закрыл глаза, стоически ожидая оплеухи. Но Виктория достала из сумочки платок, опрыскала своими духами и начала тереть ему лицо. Это было лучше оплеухи, хотя… не слишком.

— Что ты делаешь?

— Потерпи. Ты весь перепачкался в какой-то грязи. И копоти.

Гордона оскорбили и унизили, уволили, швырнули в грязь, заломили руки за спину, надели наручники, били ногами, затолкали в тюремную камеру, пырнули ножом, он четыре дня толком не спал и не ел, и ему настоятельно требовалась горячая ванна. Теперь оставалось вспомнить, почему он мечтал заниматься политикой. Виктория тем временем пошарила руками по его жаркому телу и тихо вскрикнула.

— Что такое? У тебя кровь? Ты ранен?

— Ерунда. Пытался донести до людей добро и истину… ну, они слегка разозлились из-за этого.

— Неблагодарные людишки, — проговорила Виктория ожесточенно.

— Ты неправа. Не все люди неблагодарные свиньи.

— Не все? Разве? А что с Таггертом? Почему ты его отпустил? Окажись ты на его месте, он бы тебя ни за что не пожалел.

— Знаю… но, дело в том, что я лучше его. Гораздо лучше. Гораздо! Я гораздо лучше многих. Гораздо! Лучше! Ты ведь поэтому и вышла за меня?

Виктория слегка смутилась.

— Не хочу с тобой спорить, пупсик… не сейчас… отчасти… но, главным образом, потому, что у тебя такая крепкая, аккуратная, твердая, подтянутая зад…

— Чего?

— Я говорю, твоя зад…

— Угу.

— И, к тому же, ты теперь губернатор, — прибавила Виктория воодушевленно.

Гордону не хотелось в очередной раз разочаровывать свою окрыленную жену, но пришлось.

— Временно исполняющий обязанности губернатора до внеочередных выборов, — поправил он, не в силах сдержать вздох сожаления.

— По-моему, это крохотные, малюсенькие, незначительные мелочи, — сказала Виктория и поцеловала его в колючую щеку. — Давай поедем домой. Макс буквально с ума сходит, все спрашивает, где ты. Эти люди справятся и без тебя. А если нет, ты вернешься и все исправишь. Как обычно.

— Не могу. Придется сперва подождать реакции Двора на отставку Таггерта и провал Продовольственной Программы, — огорчил ее Гордон.

Виктория явно не осознавала серьезности положения и надулась.

— Неужели это настолько важно. И сколько ждать.

— Двенадцать стандартных часов семнадцать стандартных минут. Ровно столько понадобится имперским военным кораблям, чтобы прибыть сюда с ближайшей военной базы Квадранта и начать бомбить наши

мирные города и беззащитные деревеньки.

Виктория нервно рассмеялась и осеклась.

— Гордон, это невозможно!

— Да, это крайний и худший вариант событий, но мы должны быть готовы. Я не хотел говорить тебе, ты ведь и без того с ума сходишь из-за брата, но после того, что с ним стряслось на Дезерет, говорят, государь будто повредился в уме. Повсюду ему чудятся заговоры, бунты, народные восстания и волнения, происки сепаратистов.

Что могла сделать Виктория. Она была аристократкой в двадцатом колене, и ее преданность государю и Престолу не знала границ и меры, и не подчинялась законам здравого смысла. Вцепившись Гордону в отвороты камуфляжной куртки, она принялась страстно убеждать мужа, что государь никогда! Никогда! Никогда! Никогда!

— Величайший, мудрейший… — говорила она срывающимся от чувств голосом, с глазами, увлажнившимися от благоговения.

— Угу.

— Благороднейший, справедливейший, добрейший из людей…

Разве Гордон мог объяснить ей, что идол, которому она поклонялась — неумолимый Молох, алчущий крови, абсолютной власти, тотального контроля и беспрекословного подчинения. По счастью, будто ангел небесный, явился Бенцони и спас Гордона от этого кошмара. Взял Викторию за плечи и легонько потряс.

— Виктория, полегче. Мы слышим вас на пятом этаже. Успокойтесь. Все хорошо.

— Но ведь на самом деле все совсем нехорошо, — проговорила Виктория горестно, — ведь на самом деле все очень плохо.

Бенцони был настроен оптимистически. И в кои-то веки у него имелись основания для оптимизма.

— Неправда. С нами только что связался Верховный Канцлер Милбэнк. Конечно, прежде всего он хотел поговорить с тобой, Гордон, но, кажется, у тебя имелись дела поважнее, — прибавил Бенцони, покосясь на первого вице-губернатора.

— У меня и впрямь имелись дела поважней, — огрызнулся Гордон.

Бенцони закатил глаза к небу, расцвеченному пылающими красками роскошного заката.

— Надеюсь, твое возмутительное, скандальное, несуразное пренебрежение сильными мира сего однажды не приведет нас к глобальной катастрофе. Хотя, что до Милбэнка, то он, Гордон, расхваливал тебя на все лады и прочит тебе великолепную политическую карьеру.

Славословия в свою честь Гордона сейчас не интересовали. Его сейчас волновало лишь одна-единственная вещь.

— Значит, они не будут нас убивать?

— Нет. По крайней мере… не прямо сейчас.

Гордон с трудом перевел дух. Как невыносимо тяжко было скрывать все это, что он напуган до смерти. Еще немного — и ему самому, пожалуй, понадобились бы сменные брюки. Но у Бенцони имелось и другое приятное сообщение.

— И вот еще что, Виктория. Господин Верховный Канцлер сообщил мне чудесные новости о вашем брате.