Бастард фон Нарбэ
Шрифт:
— Лучше сюда, чем к штурмовикам.
Взгляд из-под выгнутой брови, как выстрел. Красавчик-пилот весь в крови и копоти, глаза по контрасту кажутся светлыми. Сверкнул зубами. Типа, улыбнулся.
— Лучше сюда.
Со штурмовиками где-то там Март. Только Нортон знает, где именно. Март, конечно, парень боевой, и стрелять умеет, и подраться, наверняка, не дурак, но… не надо ему телепатов.
И сюда не надо бы. Но что делать?
— Скорда. Умеешь защищаться?
— От одного, двух. Не от толпы.
— Понял. Дэвид?
— Знаю,
Преподобного трясет. Снаружи не видно, но… не надо обладать проницательностью дю Гарвеев, чтоб чувствовать, как его колотит изнутри, дрожь пробирает с каждым скрипом, выходящих из пазов потолочных плит. Что, бога ради, с ним творится?
— Скорда. Преимущество телепатов во внезапности, это ты знаешь, не так ли?
Спокойный какой. Чему верить, его голосу или своему обманчивому чутью?
Преимущества телепатов… Да. Внезапность. Если знаешь, что имеешь дело с телепатом, можно успеть подготовиться, защитить разум. Уметь надо, но этому учат. У дю Гарвеев спецификация включает устойчивость против телепатических атак. Плохо то, что телепатов слишком много. Плохо то, что им не нужно видеть тебя, чтоб атаковать.
Аристо знает, что делать. Нужно просто довериться ему. Позволить…
— Ты что, уже начал? — рявкнул Андре, едва справившись с порывом засветить ублюдку кулаком в голову.
— А чего ждать? Хочешь выжить — не мешай.
Устойчивость против телепатических атак. Сдаться гораздо сложнее, чем защищать себя. Не надо сдаваться. Надо просто поверить. Аристократы все устойчивы к телепатии, сопротивляемость вырабатывают с самого детства, с рождения. Аристократы слишком опасны, чтобы кто-то мог получить контроль над ними. Есть лишь один хозяин — Божественный Император. Смысл жизни в том, чтоб служить ему. Высшее счастье — услышать его похвалу. И нет во всей вселенной силы, которая заставить предать хозяина.
Хозяин хочет, чтоб Андре дю Гарвей уничтожил телепатов.
С радостью!
Глава 8
«Сделаем же его нашим другом и союзником»
Дэвид был еще жив. Значит кто-то, Лукас или Андре, тоже. Кто-то из них еще жив.
Господи, спаси и помилуй раба своего Лукаса!
Господи, спаси и помилуй Андре Скорду, хоть у него и нет души!
Несмотря на то, что группы противника могли теперь свободно перемещаться по цитадели, лампы по-прежнему предупреждали об опасности. Март думал, что рефлекс: замигало — заляг и стреляй, останется у него навсегда. И когда в монастыре, при одновременном старте всех десяти вендаров упадет напряжение в сети, он точно что-нибудь пристрелит. Инстинктивно.
Шум и грохот стояли по всей цитадели, везде шли бои. К очагу одного группа отца Климента как раз приближалась.
Лампы мигнули. Март шарахнулся к стене,
Несколько секунд ожидания.
По сигналу — вперед. Противник безоружен, но это неважно. Стрелять. Уничтожить! Пока не вспыхнул огонь, пока воздух не сошел с ума и не раздавил твое тело.
Вперед!
Мимо оплавленных стен, поскальзываясь на жирном, мокром пепле. Как же здесь воняет!
А впереди, на черной золе, в душной саже — золотая, яркая вспышка. Сверкающая смерть, блистательный жнец, танцуя, идет по трупам, не глядя, добивает тех, кто еще двигается, голыми руками пробивает насквозь грудные клетки, ломает гортани, крушит черепа.
Андре…
— Скорда? — изумленно выдохнул кто-то позади.
Узнали. Имели с ним дело, с красивым работорговцем, манерным, жеманным, насмешливым, в салоне которого никто, никогда не купил ни одного раба.
Не узнавали.
Март сам не понял, почему подался вперед. Какое-то помрачение. Так обрадовался, что он жив, этот… императорская кукла. Жив! Ранен, весь в крови, в саже и копоти. Но живой.
Стоит. Смотрит.
Март его обнял раньше, чем успел подумать, что он, вообще, делает? Скорда — враг.
Враг.
А враг замер в его руках. Застыл, тронь — порежешься. И лишь через бесконечную секунду закаменевшие мышцы расслабились.
Выдохнул. Ухмыльнулся.
— Март. Твой командир сейчас выстрелит мне в голову. Он ужасно ревнивый.
И обнял в ответ.
— Я тебя испачкаю.
— Плевать, — сказал Март.
Лукас, наверное, решил им не мешать. Он был с Андре, держался позади, стрелял, избегал ближнего боя. Нельзя было отвлекать гомункулов от Андре, можно было только прикрывать его, вот Лукас и прикрывал. Он умеет быть не только ведущим.
А сейчас исчез. К Дэвиду вернулся?
С телепатами, это они удачно придумали. Те споткнулись на Андре, а телепат, он когда на ком-то спотыкается, он не понимает, что надо отступить. Не приучены они отступать, им же отпор почти никто дать не может. Машинально начинают давить — все телепаты, не только Чедашевские гомункулы — тратят все больше усилий. И рано или поздно, конечно, продавливают.
Телепат любого человека сломает, хватило бы сил. У этих сил было предостаточно, вон сколько пирокинетиков вокруг. Только ломать они взялись…
— Машину, — Андре улыбается. — Где-то там, — палец со сломанным, грязным ногтем касается виска, — машина. Не так уж глубоко. Лукас это вытащил наружу. И бросил телепатам. Типа, погрызите косточку. А косточка ганпластовая. Как ты с ним уживаешься, Март?
— Я…
— Лучше молчи. Сам знаю. Он тебя тоже.
Лукас казался слишком спокойным, даже по сравнению с его всегдашней бесстрастностью. Такой спокойный, будто мертвый. Март, как вошел в их убежище, сразу увидел и просевший потолок, и стены в трещинах. Понял, в чем дело. А еще грязь. И вонь.