Бастион: Ответный удар
Шрифт:
Этот синтетический наркотик гулял не только по Томской губернии. А, что особо интересно, по всему миру. Победным маршем – захватывая континент за континентом, оставляя в аутсайдерах традиционную отраву. Эффект потрясающий – не какие-то там слабенькие глюки без содержания, а буквальное воплощение сокровенных помыслов и мечтаний. Человек, вводящий в себя препарат, испытывал ни с чем не сравнимые удовольствия. Это была волшебная палочка, посредством которой наркоман получал все мыслимые блага – не вставая с пола – от женщины и любимого блюда до полной реализации своего права на полноценную жизнь в глобальном
– Ты говоришь, бродит по миру? – несколько нервно поинтересовался Губский.
– У нас есть каналы, мы наводим справки, – важно отозвался Чиж, – Турция, Греция, Италия… В Азии – Япония. Там он вообще прет буром. С ним, конечно, борются, но как-то неуспешно. Отмечено появление в Болгарии, на юге Испании, в Корее. Теперь вот – здрасьте – у нас…
– А не может быть наоборот?
– В смысле? – не понял Чиж.
Губский замолчал. Пожалуй, довольно. Объявлять на весь эфир, что Энск рискует прослыть городом вечного праздника, – по меньшей мере неумно.
Он скомкал беседу и задумался.
Лева не верил в дурные предчувствия (ощущал их, но не признавал за данность). Иначе давно бы насторожился. Видя перед собой конкретный клубочек, он попер за ним напролом, не замечая, что от дела об убийстве поворачивает в какую-то иную плоскость, а воздух вокруг него подозрительно сгущается.
К одиннадцати часам утра он сидел в кабинете Осенева и требовал предоставить ему связи «Муромца» с химфармзаводом. Едва пришедший в норму зам опять покрывался серыми пятнами. Нервно мусолил пальцы, натужно хмурился.
– Некоторые цеха завода связаны с нами договорными обязательствами, – выдавил он из себя никем не оспариваемый факт.
– Охотно верю, – утробно проурчал Губский.
– Кроме контроля над производством, мы осуществляем транспортировку сертифицированных лекарственных препаратов в адрес заказчика и гарантируем не только качество пересылаемой продукции, но и бесперебойность поставок.
Губский зловеще кашлянул.
– Да-да, я понимаю, вас интересуют конкретные операции… Минуточку. – Осенев засуетился, застучал по селектору: – Машенька, вызовите ко мне Терещенко с графиком текущих поставок…
Явился гладко выбритый субъект с грушевидным лицом, раскрыл папочку и рот.
– Вы пожарный? – поинтересовался Лева.
Субъект закрыл рот, потом опять открыл и вежливо-презрительно (вежливо, потому что Лева как-никак мент, а презрительно, потому что он на это плевал) представился:
– Терещенко, начальник сектора грузоперевозок.
И стал надменно перечислять: чего и куда отправлялось в минувшую декаду. Двадцать упаковок термалгина – грузополучатель Барнаульский ГСЦ «Надежда»; восемнадцать единиц простатосана (ох, как влияет на обменные процессы в простате) – в онкологический центр города Нижневартовска; базергиновая кислота (какой-то
Лева прилежно чиркал в блокноте (женские ножки), а когда Терещенко наконец умолк, закрыл блокнот, убрал в карман и строго уставился на обоих представителей «Муромца». Те явно томились.
– Благодарю вас. Я зайду. Попозже.
Мария Андреевна смотрела на него выжидающе – мол, делать-то чего будем, начальник. Похорошела, киска – брови дугой, реснички ввысь, взамен костюма – облегающий свитер цвета лазури. Во рту – обломок печенюшки. Ох, уж эти конторы. До обеда борьба с голодом, после обеда со сном…
– Поинтимничаем, Маша?
Мария Андреевна испугалась:
– Что ты, Лева… Прямо здесь? А как?.. Ты же отказался…
– А легко, Маша. Берем кочергу, нагреваем один конец…
– Лева, ты пошляк, – грустно подметила секретарша.
– Нет, Маша, ты меня не поняла. Впрочем, проехали. – Он огляделся. Вытянул палец – ко входной двери: – Быстро, Мария, на стрем. Разжевать, что такое стрем?
Видно, в глазах его было слишком много решимости – Мария испуганно подскочила, не понимая, что он задумал, но на всякий случай решив не нарываться. А Губский осторожно открыл дверь с табличкой «Осенев», втиснулся в крошечный предбанничек, сантиметров сорок глубиной, и припал ко второй двери.
Осенев с Терещенко разговаривали.
– Это временные неудобства, Георгий Станиславович, – глухо вещал Терещенко. – Бросьте вы свои старорежимные манеры, расслабьтесь. Вы, ей-богу, ипохондрик… У них своя рутина, у нас своя…
– Не могу привыкнуть, – вздыхал зам. – Послушайте… А вы не упомянули ему про мочевину…
– Про какую мочевину?.. – После паузы. – А, про эту… которая в Камышин… Да помилуйте, Георгий Станиславович, эта отправка не относится к формальным. Если мы начнем трясти каждую мелочь, этому конца не будет, мы до вечера не отвяжемся…
– Ничего себе мелочь, – запыхтел Осенев. – Три с половиной тонны…
– Да хоть десять. Бросьте вы, в самом-то деле… Пусть ходит, вынюхивает. Вы знаете, Георгий Станиславович, здесь нет ни одной незаконной операции…
– Хорошо, Юрий Борисович, хорошо… Забудем об этом. Я вот о чем хотел с вами посоветоваться. В накладных на яблочный концентрат, ошибочно отправленный на склады НОДХ…
Губский оторвался от двери. Ч-черт знает что…
– Эй, Мария, отбой.
Глухо это все. Нет ни одной незаконной… Хотя почему, собственно? Ты, главное, не дрейфь…
Он вошел в транспортный отдел чуть не строевым шагом, излучая твердую решимость покончить со всеми делами. Позади остался обед и новый наезд на Осенева, который лично, в присутствии Левы, позвонил транспортникам и жалобно попросил оказать посильное содействие «товарищу из милиции». Не потребовалась даже шоколадка. Допотопный принтер со скрежетом выплевывал адреса, молчаливая девочка с большими глазами не обращала на него внимания (неубедительно и с симпатией), а Лева, устроясь за ее спиной, под «певчие» звуки смотрел, как, закругляясь спиральками, опадают на шею локоны…