Бастион
Шрифт:
— И еще, — добавил эльф, — не называй меня Охренуэлем, мне это не нравится.
Я хихикнул. Вышло глупо.
— Но и Гунальфом тебя называть нельзя.
Он пристально посмотрел на меня. В его глазах мерцал холодный свет, от которого по коже пошли мурашки.
— Перчатки, это главное!
Он внезапно исчез, а я вновь оказался в камере. Перчатки? Ерунда какая-то. Если Маленкорх в самом деле оказался предателем, это еще не значит, что Охренуэль, ой, его же, видите ли, нельзя теперь так называть, не плод моего
Остаток ночи я проспал тревожным, прерывистым сном. Сквозь сон я услышал шаги. Ко мне спускались, неужели пришло время? Сердце заколотилось в груди. Сейчас все зависит от того, смогу ли я убедить начальника караула, что орк может доказать мою невиновность.
Свет чадящего факела. Бледные, безразличные лица. Они приближались ко мне. Проходя мимо камеры орка, тот, что нес факел, посветил туда.
— Эй, что это с ним?
Двое остальных тоже подошли к решетке.
— Открывай! — скомандовал старший.
Послышался звук открывающегося замка, возня.
— Демоны! Да он откусил себе язык!
— И захлебнулся кровью, собака!
— Проклятье! Ладно, оставьте его, доложим позже.
Они покинули камеру Кемраса и подошли к моей.
— Готовься, вот тебе вода, умой рожу.
Один из стражей полил мне воду на руки, и я вымыл лицо. Кемрас мертв! Убил себя, да еще таким жутким способом. Я подставил руки под новую порцию воды и плеснул себе в лицо. Остается только одно:
— Мне нужны перчатки.
— Какие еще перчатки? — удивился старший караула.
— Ну, не знаю, как для верховой езды.
— Ты, что решил проскакать на эшафот, а седло тебе не принести?
Двое других заржали. Ага, смешно.
— У палача спроси, — подал голос один из стражей, — он мозоли о топор точно не натрет.
Снова ржут.
— Это мое последнее желание!
Старший глянул на меня:
— Я может чего не понимаю, но у тебя и первого не было. А последним твоим желанием будет, чтобы палач отсек голову с одного раза.
Вот же засада!
— Мы придем через пару часов.
Стражи удалились, оставив меня в темноте.
Жутко ожидать неминуемой смерти. Вдвойне жутко ждать, имея, пускай и нелепый, шанс на спасение. Шанс, с каждой минутой, превращающийся в мираж. Стражи приходили еще раз, принесли еды и убрали труп орка. Да, вот орк был действительно шансом на спасение. Он мог бы многое рассказать о Маленькорхе, но предпочел не дожидаться душевных разговоров с эльфами. А ведь, казался таким общительным.
Позже явился Глендрик:
— Я решил сам навестить тебя, чтобы ты примирился с неизбежным и вручил душу Священному Свету. Не хочу доверять это кому-то другому.
— Катись к демонам, Глендрик! Хотя нет, стой. Оставь, утешения для других, а мне дай
— Перчатки?
— Да-да, перчатки, что такого удивительного? Смертник решил принять свою судьбу в перчатках! Это так странно? Может я всю жизнь мечтал об этом!
— О перчатках? — жрец смотрел на меня как на умалишённого.
Я вздохнул.
— Ты дашь мне перчатки?
— Ну, хорошо, если они тебе так необходимы.
Он извлек из-за пояса пару перчаток и подал мне:
— Ты очень изменился с того момента, как ушел за стену.
— Ничего, скоро это закончится.
Жрец ушел. А через полчаса явилась стража.
— Пора!
Они ничего не сказали, увидев меня в злосчастных перчатках. Прощупали их, на наличие лишних предметов и все. В этот раз не шутили и не смеялись. Когда смерть оказывается совсем рядом, становится не до шуток. Даже если смерть чужая.
Во дворе Бастиона успели сколотить эшафот — деревянный помост, примерно пять на три метра. В центре стояла тяжеленая колода, именно на ней мне предстоит распрощаться с головой. Судя по состоянию ее очень долго использовали для колки дров, не часто тут казнят предателей. Так что, можно сказать, все было по-домашнему.
Палач кстати, тоже не был инфернальным существом в красном колпаке и перчатках по локоть. Какой-то рандомный эльф, то ли ему выпала эта обязанность по жребию, то ли он лучше всех колол дрова. На меня он смотрел спокойно, без злобы, опираясь на рукоять топора. А вот топор был знатный! Его толстая рукоять доставала почти до подбородка палача. Сам топор поблескивал хищным полукругом, в котором отражалось солнце. Погода сегодня стояла чудесная.
Оказавшись на помосте, я огляделся. Четверо судей, без сомнений мои лучшие друзья, сидели на специально отведенных для этого местах. Чтоб им всем провалиться! Эфелита выглядела очень недовольной. И не удивительно, все ее попытки разделаться со мной потерпели крах. Интересно, она будет аплодировать, когда моя голова скатиться вниз?
Маленкорх старался выглядеть бесстрастным, но у него это плохо получалось. Все его лицо лучилось довольством. Настроение у мага было приподнятое. Да и то, ведь такой погожий денек!
Кто был действительно невозмутим, так это Дуэндал. Его костистое лицо замерло, красноватые глаза не выражали ничего. Он находился здесь для проформы. Просто так положено.
Глендрик с любопытством посматривал на меня. Видимо, его очень интересовало зачем мне нужны перчатки. Ох, ну если повезет скоро узнаем. Я ведь тоже не понимаю зачем они мне.
Под помостом стояла толпа. Наверное, несколько сотен эльфов. Многие ранены. Вели себя достаточно тихо, шумели, но не кричали, требуя немедленно предать меня страшным карам. Возле помоста стоял гонг. Меня это удивило. Меня что будут обезглавливать под монотонный набат. Хотя не знаю, какие тут традиции.